— Не прибедняйся, Северьянов! — растянул Овсов свое бабье лицо масляной улыбкой. — Молодые учительницы от одного твоего взгляда к вашему большевистскому берегу гребут.
На Северьянова овсовская грубость сейчас не действовала.
Северьянов пришел на собрание учителей — слушателей уездных курсов.
Мимо Северьянова как ветром пронесло Хлебникову. Она зорко глянула поверх стекол пенсне на него и быстро исчезла в канцелярии курсов. Там, она знала это, всегда в перерывах отдыхали со своими присными вусовские лидеры — Иволгин и Миронченко. Они там и оказались. С ними был и Демьянов.
— Зинаида Григорьевна, — встретил Хлебникову Иволгин, раскланиваясь любезно, с какой-то светлой и сладкой улыбкой, которая у него всегда появлялась и пропадала вдруг, сказал:
— Я уже подумал, что вы заболели. Ваше отсутствие было так заметно.
Иволгин потрогал свои тщательно прилизанные светлые волосы на висках и скривил губы, чтобы видеть, какую форму приняли кончики его белесых усов.
Хлебникова взглянула на него с кокетливой улыбкой.
— А интересно, на ком было заметно мое отсутствие? — спросила она и отрывистым движением положила свой горбатый портфель из свиной кожи на стол и, прислонясь к столу бедром, закурила папиросу, небрежно и размашисто зажигая спичку, осмотрелась, и оправив золотые браслеты на руках; чуть-чуть улыбнулась.
— Кому же, как не вам, знать — на ком? — учтиво улыбнулся Иволгин.
Хлебникова вынула из маленького карманчика на поясе короткой серой юбки золотые часики на черном шнурке и объявила:
— Через двадцать минут, господа, Северьянов поднимет бурю в стакане воды. Приготовьтесь!
Иволгин на этот раз как-то натянуто и фальшиво улыбнулся.
— Степан Дементьевич, — возразил он с еще большей учтивостью, — считает весьма важным все то, что он вычитал из последней брошюры.
Демьянов, испытывая необыкновенное удовольствие, поджал свои широкие чувственные губы. Потом, стараясь быть в стиле своего вождя, тоже улыбнулся, и так же фальшиво. Его крепкие белые зубы придали правильному лицу с сизоватыми, хорошо выбритыми щеками неприятное выражение. Иволгин снисходительно потрепал его по плечу.
— Если хотите, чтоб о вас хорошо думали и говорили, никогда не говорите о других плохо! — сказал он наставительно.
— Что вы, что вы, Александр Васильевич! — сизощекое лицо Демьянова тронула испарина. — К вашей замечательной характеристике Северьянова я не в состоянии прибавить хотя бы одно слово, разве только то, что я вполне согласен с вами.
Озирая потную переносицу Демьянова, Миронченко саркастически скривил тонкие губы и улыбнулся сухо и холодно: «Сразу видно плебейское происхождение».
Миронченко был сегодня не в духе. Он весь блестел от гладко-причесанных волос на голове и до начищенных до блеска черных ботинок. Особенно отдавали паркетным блеском его приглаженные назад жесткие темно-русые волосы.
Хлебникова, бросив недокуренную папиросу в горшок с цветами, разминала новую, катая ее взад-вперед указательным и большим пальцами. Поглядывала на собеседников, потом произнесла:
— Немецкие империалисты все-таки отказались от намерения ввести свои войска в Москву.
— Но они продолжают, Зинаида Григорьевна, — Иволгин значительно глянул в потолок, потом влюбленно на кончики своих усов, — наступать на Западном фронте.
Размашисто чиркнув спичкой о коробку, Хлебникова зажгла папироску.
— Союзники начали теснить их, — возразила она, отмахиваясь от сизого облачка. — А как вам, господа, нравится заявление Вильсона о том, что он считает военные меры против России тактической ошибкой? Этот махровый империалист утверждает даже, что каждый американский солдат и корабль, посланный в Сибирь, ослабят положение союзников в Европе.
На этот раз никто не проронил ни слова. Миронченко глядел на Хлебникову так, точно его грызло раскаяние, что он зашел в эту комнату. Демьянов искоса посматривал на коренастенькую низкорослую Хлебникову, на ее фигуру без талии и думал, что ей когда-то, видно, выправили горб или у нее скрыто еще какое-то уродство. Хлебникова была до того неженственна, что Демьянова немножко подташнивало, когда она, играя ресницами, останавливала на нем свои чуть-чуть улыбающиеся злые и умные глаза. Иволгин с обычной своей учтивой улыбкой потирал ладонью кончики ногтей и думал, что к внешности Хлебниковой весьма не подходит ее манера говорить многозначительно и свысока.
— А все-таки, господа, я храбрая женщина, — гася папироску о замок своего портфеля, объявила вдруг Хлебникова. — Сегодня я с боем прорвалась в одно небезопасное учреждение и получила там все, что меня интересовало.