— Без сотни казаков здесь делового разговора не получится.
— Скоро будет две, — шепотком похвастался Орлов. — Вот почему я, как вы правильно заметили, спокойно веду себя с этой оголтелой ордой.
Северьянов видел, как Гаевская, пряча лицо в муфту, словно боясь, что он подойдет к ней, торопливо пробиралась сквозь толпу к выходу.
Глава IX
Над Пустой Копанью в эту синюю октябрьскую ночь раздавались влюбленные в жизнь молодые голоса; робкий девичий выводил нараспев:
— Небо — терем божий! Звезды — окна, откуда ангелы на нас смотрят.
— А земля на трех китах стоит! — дразнил девушку насмешливый голос парня. — Эх, Аленка! Какая же ты тьма, до сих пор веришь бабьим приметам!
— Верю! — серьезно подтвердила девушка. — Если, например, невеста под венцом уронит платок, а жених поднимет, то скоро умрет.
Слепогину Николаю, посещавшему аккуратно все беседы, которые проводил по вечерам в школе Северьянов, дико было слушать все это от своей возлюбленной, и он вздыхал с горьким сожалением о том, что Аленка не ходила на эти беседы.
— Смотри! Смотри! — вскрикнула Аленка. — Огненная метла небо подметает!
— Тьфу ты, господи! Метеор это, а не метла.
— Нет, метла! Это она богу путь на землю очистила.
— Говорят же тебе, что это метеор, то есть звезда, которая сбилась с дороги, загорелась и полетела в тартарары.
Аленка насторожилась, вслушиваясь в темноту. Через несколько мгновений оба услышали звуки торопливых шагов: кто-то почти бежал с середины улицы прямо на них. А через минуту они столкнулись с Наташей.
— Ромася не видели?
— Нет.
— Господи, куда же он запропастился? А твой татка, Аленка, дома?
— Дома. С лесником там ругается.
— Побегу к нему.
— Постой! Что случилось? — тревожно спросил Николай: волнение Наташи передалось и ему.
— Учитель пошел к Кузьме, а за ним, сама видела, сейчас же ввалились Орлы — все три брата.
— К нам уже заявились! — процедил сквозь зубы Слепогин. Он знал: после собрания депутатов в Красноборье братья Орловы по всем деревням объезжали бывших и настоящих своих сочувственников; вот пожаловали и к Кузьме, который всегда поддерживал их политику. Проговорил:
— Бегите за Семеном Матвеевичем, а я живо найду Ромася! — И уже на ходу додумывал: «Дело нечистое, напоят учителя снадобьем и пошлют со дна рыбу ловить».
Улица опустела. Слышался близкий загадочный шорох леса. Над хатами стояла прежняя глубокая пустынная тишина. Где-то на краю деревни старая дворняга встретила кого-то хриплым лаем, который гулко отдавался в дремучей чаще. И опять все замерло.
Николай осторожно подкрался к хате Кузьмы Анохова, вынул из бокового кармана своей серой свитки наган и сунул его за пояс штанов. Перед крыльцом обошел коляску, запряженную рысаком, тихо жевавшим овес в кошелке, приник к оконной раме.
Под божницей на почетном месте сидели братья Орловы. Кузьма — против них, спиной к полку, завешенному дерюгой, за которой к стенке спала жена Кузьмы с детьми. «Где же учитель?» — мелькнуло в голове Слепогина.
Из избы тянули теплые запахи: самогонки, ржаного свежего хлеба и копченого окорока.
— А ведь у тебя, Кузьма, тоже двор кольцом и амбар с крыльцом, — говорил Емельян Орлов, видно, после неудовлетворительных для братьев переговоров с хозяином.
Кузьма покачнулся на скамейке.
— Топором, долотом да честным хребтом нажил! — возразил лучший в округе плотник-столяр; кивнув на порезанный крупно окорок, добавил: — Ешьте, сколько душе угодно: вволюшку, в раздолюшку! А ваша политика… теперь она мне совсем без надобности.
— Значит, наотрез отказываешься у князя подряд взять? — возобновил переговоры Емельян. — Зря! У него для тебя на целую зиму работы — во! — Емельян резанул ладонью себе по горлу. — А плата двойная супротив прошлогодней. И на кой ляд ты, Кузьма, в это воровское дело влип? Шингле хату они и без тебя сгламаздают.
Кузьма усмехнулся хитро одними глазами. Маркел недовольно, с упреком, процедил:
— Кузьме нужны ваши керенки, как мертвому попу кадило. Кузьма окончательно перешел к большевикам.
— Ничего на свете не бывает окончательно, — ухмыльнулся Кузьма. — Большевистская программа мне сейчас…
— Выгодней! — вставил поручик, молча и зорко наблюдавший за Кузьмой своими круглыми карими глазками.
— Выгодней… — признался Кузьма.
Анатолий встал из-за стола, тише тени прошел по хате, у порога остановился и задумался.