К остановившемуся разъезду казаков подскакал офицер в серой мерлушковой папахе и зеленой бекеше. За ним облегченной рысью выдвинулась из-за леса большая колонна в черных полушубках и на черных конях. Когда она подтянулась к разъезду, офицер выхватил клинок, вертанул им над головой и пустил своего коня полевым галопом, устилая за собой дорогу белой лентой пыли.
Ковригин, стоя на правом фланге цепи, лежавшей поперек дороги, махнул рукой:
— Приготовиться! Два залпа в воздух.
— Лавой прут, — поправил наводку, собираясь резануть первой очередью по головной шестерке казаков Шингла.
— Казачишкам невдомек, видно, — отозвался из цепи Вордак, — что мы пулям давно кланяться перестали.
— Эх, была не была, — вздохнул Василь, прицеливаясь в офицера. — Узнают они сегодня, что на своей улочке и курочка храбра.
Северьянов приложил глаз к прицельной раме пулемета. Но Шингла предупредил его и поднял в воздух ствол.
— Не доверяете? Думаете, приказ нарушу и резану по казакам, да?
— Не обижайся, Крупенин, не такая сейчас минута.
Больше сотни молний блеснуло над дорогой и справа и слева от нее перед опушкой леса. Заупокойным пением пуль всколыхнуло воздух. Будто заколачивая в крышку гроба гвозди, простучала первая пулеметная очередь. Перед лошадью офицера брызнула черной кровью земля. Первые ряды казаков осадили коней на всем скаку. В головной шестерке двое кубарем полетели через головы своих лошадей. Задние смяли строй, многие рванули лошадей в стороны и загалопировали по полю обратно к лесу. Упавшие вскочили и побежали следом за своими лошадьми по полю.
— Эх, кабы сотню таких вот лошадок, — кивнул Вордак на привязанных дозорными к ели рысаков, конфискованных ревкомом у князя Куракина, — дали бы мы сейчас казачишкам прикурить, да так, чтоб каждый из них всю жизнь от своей тени шарахался.
— Если бы да кабы, — усмехнулся Ковригин. Следя зорко за скакавшими к лесу карателями в бинокль, бросил в цепь: — Можно закурить!
— Не приняли боя, — сказал с спокойной радостью Стругов, выходя с винтовкой из кустов. Остановясь возле Вордака, он вытер полой шинели потное лицо.
— Это, видно, из тех, что всю войну на мирных жителей в атаку ходили! — поддержал Северьянов. — А удирают толково.
— Их теперь пошлют офицерам шпоры чистить! — съязвил Ковригин и, с обычными для него бегающими огоньками в глазах, продолжал следить за карателями. Казачий офицер рысил рядом с первыми шеренгами и то и дело поправлял папаху. Видно, покорился, бедняга, неудачной судьбе. Не ожидал, должно, что перед каким-то затерявшимся в лесной глуши селом его встретят ружейным и пулеметным огнем.
— Не помогло! — выговорил Ромась.
— Что не помогло? — спросил Северьянов.
— А то, что казачишкам Керенский выдал новенькое обмундирование.
Из кустарника с берданкой на плече подошел Федор Клюкодей, сел рядом с Ромасем, причесал пятерней всклоченную шевелюру.
— Вот бы теперь всем отрядом на Корытню, кулачье оттуда вытурить.
— Видно, оно тебя шибко обидело, Федор Игнатьевич? — встряхнулся Ромась, по лицу которого можно было Заключить, что он не прочь совершить такой поход.
— Волчий билет куркули Федору до сих не меняют на пачпорт! — процедил сквозь зубы Шингла, сворачивая толстую и длинную папиросу.
Федор грустно посмотрел на Северьянова.
— С тех пор, как мы с тобой встретились на мосту, пять раз ходил в Корытню. Там теперь за главного учитель Овсов, громила вот с эту сосну, скалит лошадиные зубы: «Ты, говорит, двенадцать лет у черта на рогах ездил по белу свету. Теперь один-два таких осталось, а там и на погост».
Северьянов сломал ветку ели.
— Ты ему не плюнул в рожу, Федор Игнатьевич?
— А бог с ним…
— Подождем с полчасика, посмотрим, как себя казаки дальше вести будут. Если не пойдут в новую атаку, сразу же зайдем с тобой в ревком, получишь настоящий паспорт. — Северьянов улыбнулся. — Правда, с двуглавым орлом и печать волостного старшины. Земцы свою не сдали. — Северьянов бросил ветку на затвор пулемета и поспешно удалился к Ковригину, возле которого уже собрался штаб местной самообороны обсуждать создавшееся положение.
К пулемету подошел Василь, сел на траву рядом с Шинглой.
— Целил же хорошо! Мушку снизу подводил и на ж тебе, того-сего, промахнулся. А конек под ним добрый был.
— Я всю шестерку гнедых в коммунию хотел привести, — оскалил большие желтые зубы Шингла, — да товарищ Северьянов помешал. — Сквозь сощуренные белесые ресницы Шингла смотрел хищно на уползающую за лес колонну казаков. — Га! Курощупы! Мы новую жизню закладаем без богачей-кровососов, без помещиков-грабителей, а вы? Защищать князя Куракина прискакали! Это вам не девятьсот пятый год!..