Лезвием ножа Алехо разомкнул мертвые челюсти и ловко отсек толстый язык. По его кистям на снег потекла кровь. Тем временем Юли ползал по стволам упавших деревьев, ломая сухие ветки. Ему пришлось ногой отгрести снег от поваленного ствола, чтобы устроить защищенное от ветра место для небольшого костра. Затем Юли заострил ножом палку и особым образом обмотал её тетивой. Взявшись за оба конца тетивы, он, встав на колени, принялся тянуть её взад и вперед, раскручивая палку то в одну, то в другую сторону. Её заостренный конец со скрипом терся о кусок сухого дерева, превращая его в пыль. Кучка трута скоро начала тлеть, разогретая беспрестанным трением.
Юли осторожно подул на тлеющую пыль -- и вверх взметнулся маленький язычок пламени, как это часто бывало на его глазах под магическим дыханием Онессы. Когда костер разгорелся, Юли поставил на него старый бронзовый котелок, набил в него снега и добавил соли из кожаного мешочка на поясе. Когда его отец подошел, с трудом держа в руках семь слизистых языков, снег уже растаял на огне. Языки скользнули в котел. Сварились они быстро.
Три языка Алехо выложил для Юли, четыре для себя. Он ел жадно, безобразно чавкая. Юли всё время пытался поймать взгляд отца и улыбкой дать ему понять, как он доволен редким угощением, но Алехо лишь хмурил брови, морщился, торопливо разжевывая ломти обжигающе горячего мяса, и не поднимал глаз от вытоптанного копытами снега. Впереди было много опасной работы, для которой его нетерпеливый сын был ещё плохо подготовлен. К тому же, они были здесь одни. Его терзало недоброе предчувствие.
Ещё не кончив жевать, Алехо поднялся на ноги и затоптал тлеющие угли. Пожирающие падаль птицы поблизости тотчас взвились в воздух, но, не обнаружив опасности, опустились вниз, продолжать свою трапезу. Юли выпил остывший бульон из горшка и убрал его в свой заплечный мешок.
Они были на том месте, где огромное стадо животных достигало восточных пределов своей миграции. Здесь, на низком плато перед горами Перевала, они искали лишайник под снегом и питались косматым зеленым мхом. Здесь же многие животные завершали свой жизненный цикл, производя на свет потомство. Именно к этому плато в миле от реки и устремились в сером полумраке отец с сыном. Вдали они увидели группы других охотников, направлявшихся туда же. Каждая группа намеренно не обращала внимания на другие. Но ни одна из них, как заметил Юли, не состояла всего лишь из двух мужчин. Это было наказание для его одинокой семьи -- ведь они были уроженцами не Равнины, а Перевала, пришельцами и чужаками. Для них все блага жизни здесь доставались с большим трудом. Даже их двоих допустили сюда очень неохотно и за богатые дары, хотя добычи тут хватило бы на всех. Уроженцам Равнины жилось здесь куда легче и безопаснее.
Они шли, согнувшись, вверх по склону. Их путь был усеян валунами -- здесь когда-то был берег древнего моря. Уже много веков оно отступало, выпиваемое неотвратимо растущими ледниками, -- но об этом они ничего не знали, да и не хотели знать, для них было важно только настоящее.
Поднявшись на край плато, они прикрыли глаза ладонями от обжигающего холодом ветра, вглядываясь вдаль. Большая часть стада исчезла, скрылась из виду. Всё, что осталось, так это едкий запах лежавшего везде навоза. Все активные особи были вне пределов досягаемости. На плато остались лишь те животные, которые должны были дать жизнь потомству.
Среди этих обреченных животных были не только йелки, но и стройные гуннаду и массивные гигантские бийелки. Они лежали неподвижно, занимая всю видимую площадь, мертвые, или почти мертвые, изредка вздымая свои рыжевато-коричневые бока при вдохе. Группы охотников пробирались между тушами умирающих животных, зло косясь на двух пришельцев. Алехо молча указал рукой в направлении группы каспиарнов, возле которых лежало несколько йелков. Там они оказались бы в стороне от недружелюбных хозяев.
Подобно громадным бийелкам и гуннаду, йелк был некрогеном: он давал жизнь потомству только через свою смерть. Животные были двуполы, сразу и самки, и самцы. Природа наградила их примитивными органами размножения, среди которых не нашлось места матке, как у млекопитающих. После совокупления изверженная сперма развивалась в теплой внутренности влагалища в виде личинкообразных форм, которые росли и питались, пожирая внутренность своих родителей.
Наступал момент, когда йелк-личинки, въедаясь в плоть родителя, достигали системы артерий и проникали в неё. Затем они стремительно, подобно семенам на ветру, распространялись по всей кровеносной системе животного, вызывая его смерть в течение короткого времени. Это всегда совпадало со временем, когда огромное стадо достигало плато на восточной границе своей миграции. Так это происходило в течение неисчислимых, подобно вечности, столетий, которых никто уже не смог бы сосчитать.
Остановившись над подыхающим йелком, Алехо торжественно всадил в него копьё, потом ещё раз и ещё, пытаясь попасть в сердце. Юли стоял неподвижно и смотрел, как его отец приканчивал беспомощное животное, которое с трудом пробивало себе дорогу в серый мир вечности. Как только он склонился над йелком, достав нож, желудок животного сжался, как пустой мешок, издав жуткий утробный стон. Голова йелка откинулась, и он наконец испустил дух. Юли встал на колени и своим зазубренным ножом-пилой вспорол брюхо животного.
Личинки йелка уже были внутри -- белесые червячки размером с ноготь. Их едва было видно в окровавленных внутренностях, но собранные в достаточном количестве они были чудесны на вкус, очень питательны и славились целебным действием. Они помогут Онессе избавиться от её ужасной болезни.
Извлеченные из чрева личинки тут же погибали под воздействием морозного воздуха. Если бы их оставили в покое, они жили бы в относительной безопасности внутри теплых шкур своих родителей. В границах своей маленькой темной вселенной они без всякого колебания пожирали друг друга. Много кровавых битв происходило в аорте и других артериях материнской кровеносной системы. Посредством последовательных метаморфоз личинки увеличивались в размере, уменьшаясь в количестве. И наконец из-под высохшей шкуры выбралось бы два или даже три уже активно передвигающихся молодых йелка. Их появление на свет в этом морозном и голодном мире совпадало по времени с началом обратной миграции стада на запад, к Великому Барьерному Хребту, и они таким образом избегали смерти под копытами своих сородичей, вливаясь в стадо.