Сашка поднялся, натянул до подбородка мешок и прямо в нем попрыгал к костру.
Сапсегай налил чай в кружку, протянул ему.
— Как называется, когда в магазине товар проверяют? - спросил Сапсегай.
— Инвентаризация. Переучет, - обалдело пробормотал Сашка.
— Вот! Переучет. Переучет жизни. Прежде чем помереть, надо… сдать дела. Так говорю? Я хочу сдать. Я должен отвести тебя на место, где погиб первый, где розовая птица и где я убил второго. Я их не трогал. Они там, где есть. Пойдешь?
— Конечно! - сразу ответил Сашка.
— Идти долго. Стадо бросать нельзя. Оленей просто так гнать тоже нельзя. Будем кочевать как обычно, когда думают об оленях. Ягель растет точно дерево. Десять лет - это ягель–ребенок. По этому маршруту лет тридцать стадо никто не водил. Так сообщу в колхоз. Ягель богатый. Будем идти на север. К весне будем на месте.
— Хорошо, - сказал Сашка. - Я остаюсь до весны.
— Тебе надо остаться. У тебя поспешность и страх. Я тебя вылечу.
— Я остаюсь. Но я должен что–нибудь делать.
— Помощником пастуха. Для пастуха у тебя нет глаз.
Сашка внимательно глянул на старика.
— Хорошо, Сапсегай.
ИДИЛИЯ
Синий снег падал на тундру. Он смешивался с пожухлой травой, скапливался у подножия кустов, в ложбинах. Снег был сухим, и ветер переметал его, собирал маленькие костры, оголял плоские участки земли. От этого ветра и снега казалось, что над тундрой, над плоским пейзажем высоких широт, висит пелена тумана.
По тундре бежал пастух Помьяе, единственный чукча в интернациональной бригаде Сапсегая, бежал по обычаю чукотских оленеводов с палкой на плечах, кисти рук заброшены за палку. Он бежал легко, как олень, и казалось, что бег для него естественное состояние, как дышать или спать.
Неожиданно Помьяе замедлил бег и свернул в сторону. Шаг его стал бесшумным. Он подошел к узкому сухому оврагу, заросшему зарослями низкого полярного ивняка. Сашка Ивакин с ножом в руках срезал ивовые ветки, складывал их в кучу. Рядом валялась двустволка. _ .
Помьяе, улыбаясь, лег за кочку и поскреб ногтем пальца о палку. Сашка выпрямился. Помьяе за его спиной ткнул палку в кустарник. Сашка наклонился, взял ружье, стал вглядываться в мутную пелену кустарника впереди.
— Опять проиграл, - сказал за спиной Помьяе. - Не умеешь угадывать звук.
Сашка бросил ружье. Из–за ворота кухлянки вынул пачку папирос. Они сидели и курили.
— Захвати, - Сашка кивнул на кучу веток. - Ольга просила.
— О–о–ль–га просила, - бездумно пропел Помьяе.
— Чему радуешься?
— Зима скоро. Придем на Гусиное озеро, возьмем нарты. Ух! Сто километров сюда, сто туда. Олени бегут… Зимой хорошо.
Тяжелый небосвод окутан ранней мглою,
Укутана река под снеговой покров,
И гонит буйный вихрь, не знающий покоя,
Пыль снежную вдоль смутных берегов…
— А кто написал, не знаю, - тихо сказал Сашка.
— Зимой хорошо, - утвердил Помьяе.
— Иди в ярангу. Я подежурю.
— Ага, — согласился Помьяе. - Стадо там… Я бегал, кругом след смотрел. Волка не видно. Двух зайцев спугнул.
— Иди!
— Беги! - поправил Помьяе. - Пастух не ходит. Он бегает. Сапсегай где?
— В тундру ушел. Травки какие–то собирает.
— Со–бирает тра–ав–ку, - пропел Помьяе. - Стадо там.
Он легко поднялся, взял палку и снова в бездумном беге поплыл над тундрой.
Сашка вылез наверх.
— Ивняк возьми! - крикнул он.
Помьяе описал кривую и подбежал к веткам. Сашка вскинул двустволку на плечо и пошел по кочкам, тяжкий человек в кухлянке. Поземка тут же заметала следы. Сашка оглянулся. Исчез овраг, исчезла фигура Помьяе, и Сашка встряхнулся и побежал. Бег получался тяжелый, мешали кочки. Но Сашка бежал и бежал, пока не вынырнула впереди темная масса оленьего стада. И тут Сашка перешел на шаг, дернул шнурок кухлянки, потом снял шапку, привязал ее к поясу. Снял очки. И стал сразу коричневый человек в меховой одежде неопределенной национальности.
— Он прячется от меня, - говорила Лена. - Наверное, ему плохо совсем, и он прячется. Он всегда был сильный и… глупый. Теперь–то я это знаю.
— Не знаю, - сказал Никодимыч. - Он же не пишет.
— Иногда я думаю, что вы в заговоре с ним. И все о нем знаете.
— Как в кино? - спросил Никодимыч.
— Давайте я вам свитер свяжу, - предложила Лена. - Я, Никодимыч, вязать научилась.
— Свяжи, - согласился Никодимыч.
…Лена шла по тихой улице, где жил Никодимыч. Деревья стояли по–осеннему голые. Осенний луч солнца пробивался из–за туч на тихую улицу. На детской площадке неторопливый ребенок тихо возился с мокрым песком.