Выбрать главу

Режиссер М. С. Местечкин высоко оценил новые репризы Попова — «Повар» и «Музыкальный номер». Первую из них артист исполнял давно. Взяв за основу комическое жонглирование тарелками и кастрюлями, он постепенно обогатил эту репризу новыми интересными деталями, искал ритм, разнообразил мимическую игру. Он менял последовательность действий, придумывая новые пародийные трюки, пока наконец окончательно не выкристаллизовался номер, известный теперь всем любителям цирка, один из лучших в репертуаре Попова. Казалось бы, чего проще: вышел на манеж смешной, неуклюжий повар, проделал ряд забавных трюков с посудой и ушел, иронизируя над зрителем. А зритель не перестает

смеяться, гремят аплодисменты. И видно, что не комические трюки покорили зрителя, а неотразимое обаяние, присущее именно этому артисту, его необыкновенная улыбка, строгий, изящный ритм и, конечно же, безукоризненная техника исполнения.

В Калинине Попов окончательно отделал и сценку, в которой он «съедает» мундштук флейты. Артист показал, чего можно добиться средствами эксцентрической игры. Он создал необычный и, безусловно, обаятельный образ. В роли рассеянного музыканта выявилась главная направленность творчества Попова — человечность, передаваемая мягко, изящно, хотя налицо были крайний алогизм, неожиданность, эксцентричность, доведенная до абсурда.

Но было в этих сценках уже и другое — мастерство артиста. В исполнении Попова появилось новое качество — точная игра на образ. Этот образ становился все более сложным, порой требовал тонкой психологической игры, и молодой артист показал, что умеет подчинять свои изобразительные средства новой художественной задаче. Именно это увидели калининские, а впоследствии варшавские зрители.

Время, проведенное на Варшавском фестивале, осталось навсегда ярким воспоминанием для советских цирковых артистов. Здесь были и выступления в нарядно расцвеченных летних шапито, и цирковые кавалькады на улицах, где клоуны играли в «футбол» кастрюлей, и встречи с тысячами людей из многих стран. Интернациональный дух фестиваля был очень близок Олегу Попову. Он играл для всех, и все понимали его.

Первый успех за рубежом не вскружил голову молодому артисту. Попов возвращается в Москву с новыми мыслями и горячим желанием работать и отправляется в турне по городам, особенно для него памятным,— это Тбилиси, Саратов и Казань.

Как старого друга, встретила Попова столица Грузии. Тбилисцы давно полюбили его. Южному характеру этого зрителя особенно близки жизнерадостные сценки и молодой юмор артиста. «Заря Востока» пишет:

«Творчество Олега Попова пронизывает большой жизненный оптимизм. Оно как бы отбрасывает в зрительные

зал яркие солнечные блики. Характерная черточка: артист почти не гримируется. А сколько клоунов на Западе, сидя в гримировальной у зеркала, накладывают горькую складку у рта. Льняные, стриженные в скобку волосы, хитрущие, плутоватые глаза,— первое впечатление таково, будто это персонаж из старой русской сказки. Но Олег Попов весь нынешний, злободневный. Пародист и мимист, он как бы выхватывает из сегодняшней жизни штрих за штрихом и расцвечивает их красками своего богатого юмора».

Не заботясь о личном успехе, Попов стремится сочетать свою игру с игрой других артистов труппы: музыкальных эксцентриков К. Иванова и В. Гаврилова, «веселых поваров» Ф. Хвощевского и А. Будницкого, иллюзиониста С. Рубанова и других.

Пятьдесят девять представлений с участием Попова прошли в Тбилиси с неизменным аншлагом. Прием южан настолько воодушевил и без того впечатлительного Олега, что, исполняя довольно бурную клоунаду «Машина», он растянул связки ноги. Не обращая внимания на боль и запрет врача, на следующий день артист снова выступал на манеже Тбилисского цирка, обыгрывая свою хромоту.

Была зима. В гостиницу «Интурист», где жил Попов, приходило много писем. Особенно поток их усилился под Новый год. Молодежь поздравляла своего любимца и в прозе и в стихах. Вот одно из таких приветствий:

Вас с Новым годом поздравляем,

Большого счастья Вам желаем!

Мечтаем мы увидеть снова

Нас покорившего Попова!

Тбилисцы

Трудно сказать, кто это был, но, скорее всего, студенты, те самые студенты Тбилисского университета, которые преподнесли ему перед отъездом оправленные в серебро рога для вина — традиционный дар дорогому гостю.

Поезд прибыл в Саратов в тот самый вечер, на который было объявлено первое представление. Два часа Попов в неимоверной спешке перевозил и распаковывал костюмы

и реквизит, готовился к выходу на манеж. И только

у самого занавеса, отделяющего его от зрителя, он осмотрелся. Это был тот самый Саратовский цирк, откуда в далекий незабываемый вечер он начал свой путь в искусстве смеха. Здесь волновало все — от закулисных коридоров и артистической комнаты, где Олег впервые наложил на себя грим клоуна, до красного бархата, отделяющего сейчас клоуна от зрителя... Распахнулся занавес, и Олег Попов вышел на залитый светом манеж.

Саратовский зритель хорошо встретил его. Особенно рада была Олегу молодежь. Студенты Саратовского автодорожного института пригласили его провести с ними свободный от выступлений вечер. Около часа рассказывал артист о своей жизни и работе, потом выступил как эквилибрист и показал несколько реприз. В конце вечера, когда отзвучали аплодисменты, на сцену вынесли живого гуся и с приличествующими случаю стихами торжественно вручили гостю. В стихах говорилось о желании гуся стать цирковым артистом...

Саратовский «Клуб выходного дня» пригласил Попова на встречу с работниками искусств. В начале вечера был прочитан доклад о творческом пути артиста. Но разве знакомство с клоуном можно ограничить сухим рассказом? Конечно, нет. В этот вечер Попов, выступая с артистами Саратовского цирка, показал немало своих веселых реприз.

Вторые саратовские гастроли — итог целого этапа в жизни Попова. Если перелистать его рабочие тетради за этот период, то в них предстанет картина огромного труда и творческого роста. Торопливые, подражательные записи старых реприз, относящиеся ко времени знакомства с Боровиковым, в которых еще чувствуется ученическая боязнь отойти от «буквы» произведения, сменяются первыми собственными наметками трюков. Появляются рисунки, сделанные рукой Олега на полях страниц.., Какой-то незнакомый образ варьируется на них, но вдруг, как проблеск, появляется знакомая черта, за ней вторая. Они то пропадают, то снова проступают, все сильнее увереннее. Сколько дум, чувств и бессонных ночей содержат эти страницы, сколько любви к делу, желания стать цирковым комиком, освоить такую редкую артистическую профессию, но такую нужную всем. Вот длинная и

много раз переправленная запись репризы. Она вычеркнута из работы. Почему? «Не то!» — гласит краткая «резолюция» артиста. А ведь реприза смешная! Может быть, другой коверный наверняка стал бы исполнять ее, но Попов от готового уходит снова в поиск. Не тот акцент, не тот образ... Нужная интонация выковывается в муках, а это месяцы упорной работы, пока наконец в заветной тетради не появится последняя запись вместе с рисунком, деловым, четким, ясным любому, кто посмотрит на него.

Что знал об этом труде зритель? Почти ничего, ибо он видел лишь результаты, непринужденно показываемые ему на манеже.

Артист работал над репризой «Свисток», стремясь переосмыслить старые цирковые трюки, заставить их зазвучать по-новому. Репетиции и выступления требовали от него большого ежедневного напряжения. После окончания гастролей в Саратове Олег приехал в Ленинград, но из-за плохого самочувствия он вынужден был на время прекратить выступления. Его сердце требовало отдыха.