Рор Петрович сложил два кукиша и сунул их в физиономию недоумевающего Пыльцова.
— В нищую Кострому! Как бы не так! Моя Оленька сейчас с принцем вокруг Земли на воздушном шаре в гондоле трахается!
— С каким еще принцем? — обомлел Веничка.
— С молодым, с юным красавцем люксембургским принцем, или испанским или монегасским принцем, черт бы всех их побрал! Этому сукиному принцу от роду двадцать четыре года! И у меня нет ни единого шанса! Как, болван, и у тебя!…
…В сопровождении все того же тузпромовского генерал-полковника Веничка возвращался по эскалаторному коридору в тузпромовский офис на улице Подметкина, где все еще ждал его у входа Живчик со своей братвой. И жить Веничке оставалось ровно десять минут и тридцать пять секунд.
Но он не знал этого — как не мог понять и того, зачем этот микроцефал вызвал его к себе и почему так спокойно отпустил…
Веничка опять ощупал свой бумажник с депозитарной распиской и понял вдруг, что она совершенно потеряла для него всю свою феноменальную стоимость, да и смысл свой тоже теперь потеряла.
Он шел навстречу своей гибели, а в памяти его вдруг возникли откуда-то и зазвучали строки, некогда попавшиеся ему на глаза и почему-то запавшие в душу:
2000 г.