Но даже после всех эпидемий, согласно переписи 1897 года, на крайнем севере Дальнего Востока — от устья Лены до Чукотки — обитало около тысячи мужчин и женщин, считавшихся себя русскими «старожилами». В низовьях Индигирки их насчитывалось 336 человек, ещё 439 жили на Колыме и 122 на чукотской реке Анадырь.
На Индигирке самым крупным было село Русское Устье, иначе ещё называвшееся «Русское Жило» — оно располагалось всего в 60 километрах от побережья Северного Ледовитого океана. Согласно местным легендам, жители этого полярного села, именовавшиеся «рускоустьинцами», считали себя потомками новгородцев, бежавших на Крайний Север от опричников Ивана Грозного.
На Колыме самым большим и известным поселением «русских старожилов» являлось село Походск, так же располагавшееся в устье реки в 63 верстах от берега Северного Ледовитого океана. На Чукотке самым крупным центром «русских старожилов» было село Марково в среднем течении реки Анадырь, всего в нескольких верстах от заброшенного в XVIII веке Анадырского острога.
В течение многих поколений обитая на недоступном Севере, фактически в отрыве от остальной России, «рускоустьинцы», «походчане» и «марковцы» — эти три самые крупные группы русских «старожилов» — к началу XX столетия разговаривали уже на собственных диалектах русского языка. Их говор — «походчане» именовали его «сладкоречием» — сохранил слова и обороты, бытовавшие на Руси многие века назад в эпоху первопроходцев и даже ранее, в эпоху Новгородской республики.
Как писал в начале прошлого столетияа один из очевидцев: «Археолог считал бы для себя величайшим счастьем, если бы, раскопав могилу XVI или XVII века, он мог бы хоть сколько-нибудь правдиво облечь вырытый им древний скелет в надлежащие одежды жизни, дать ему душу, услышать его речь. Древних людей в Русском Устье ему откапывать не надо. Перед ним в Русском Устье эти древние люди как бы и не умирали…»
«Сладкоречие» сохранило многие слова, давно исчезнувшие и совершенно незнакомые носителям современного русского языке: «вадига», «могун», «шигири», «заглумка», «шархали», «клевки», «иверень». Отличалось и произношение — с одной стороны оно было похоже на русские северные говоры средневековья, с другой стороны испытало влияние языка юкагиров. Например, «с» и «з» произносились как «ш» и «щ», а «л» как «й». Голова звучала как «гойова», золото — «зойото», дорога — «дойога», шапка — «сапка», шуба — «суба», хорошо — «хойошо». «Мы койимский найод» (колымский народ) — приводит путешественник начала XX века характерные слова русского «старожила» Колымы.
Родившийся и живший в Москве революционер Владимир Зензинов в 1910 году был отправлен в ссылку на крайний север Якутии — в Русское Устье на берега реки Индигирки. Позднее он так описал свои первые впечатления о встрече с осколком заполярной Руси: «После полуторамесячного странствия по якутам, с их непонятной речью и чуждой для меня жизнью, я вдруг снова оказался в России. Светлые рубленые избы, вымытый деревянный пол, выскобленные стены… Странные древние обороты речи и слова, совершенно патриархальные. Это, конечно, Россия, но Россия XVII, может быть, XVI века…»
Глава 25
«Пытаясь гнать водку даже из гнилой рыбы…»
Что общего у скандинавских викингов и чукотских воинов XVIII века, у олимпийцев античной Греции и корякских оленеводов. Чем опьяняли себя древние обитатели Чукотки и как русские первопроходцы Камчатки делали водку из борщевика… Расскажем об этом в заключительной финальной главе.
У живущих на севере Камчатки коряков существует предание о том, как их легендарный предок-прародитель могучий шаман Кутхиняку «последним на Земле создал мухомор, чтобы людям было жить веселее». Это предание напоминает почти столь же легендарные слова великого князя Владимира, сказанные 1030 лет назад при выборе веры: «Руси есть веселие пить, не можем без того жить».