— Ну? — спросила она совсем не грозно, без досады, как будто даже весело. И вдруг в самом деле рассмеялась, поднялась с постели, подошла к нему, крепко обняла, обдав новой, близкой волной тепла и ароматов, чмокнула в щеку и мягко подтолкнула к двери:
— Хорошо разбудил, спасибо. Беги.
Бежать после такого Миша, конечно, был не в силах, но что-то вынесло его на палубу, к трапу. Щёки горели, по лицу блуждала глупая улыбка. Он ещё долго не мог думать ни о чём, кроме обхвативших его шею мягких рук, прикосновения пушистых локонов и волшебного запаха чистого надушенного женского тела.
Остаток вахты пролетел незаметно. Нескромные фантазии рождались в голове, много разных мыслей толпилось, но чего там точно больше не было — это мысли о побеге. Вчерашние переживания, ночной разговор с Жабиным, недавние страхи, отчаяние, чувство безысходности казались просто дурным сном. Над портом взошло солнце, и всё вдруг предстало ясным и свежим, как само утро. Даже странно, что после бессонной ночи ощущался такой прилив сил. Но в самом деле: как можно было усомниться в этом заманчивом рейсе, сулящем столько экзотики, в этом огромном современном судне, в этих бывалых моряках, — разве не об этом он грезил с раннего детства, зачитываясь морскими приключениями? Какое затмение ума чуть было не отвратило его от воплощения мечты? Теперь он твёрдо верил, что создан именно для такой жизни.
Без пяти семь, до того как идти будить вахтенного штурмана и Андрея, Миша позвонил матери. Взволнованно описал ей судно и предстоящий рейс, сказал, что ни в чём не нуждается, обещал подавать о себе вести при первой же возможности — если, конечно, в море будет связь с берегом. По его голосу она что-то почувствовала, допрашивала с тревогой:
— Миш, кормят-то как? Там, наверное, всё пьяницы вокруг тебя? Ты уж не пей много-то, скажи, что тебе здоровье не позволяет. Да ложись вовремя, слышишь? И тяжёлого ничего не поднимай. А то развяжется пупок, на всю жизнь инвалидом станешь…
Ближе к восьми на палубу поднялся, зевая и потягиваясь, курчавый Сикорский, облокотился неподалеку от Миши на планширь. Вскоре появился и сменщик Андрей, как всегда невозмутимо-ироничный, вполне довольный жизнью после сытного завтрака, в неизменном кителе.
— Салют машине! — громко поприветствовал он механика. — Ну как там, внизу, солярка есть или всю выпили?
— Солярка-то? Да почти не осталось, — в тон ему откликнулся Сикорский.
— Не дрейфь, на Лайнере пойдём!
— Лайнер — это фамилия, — пояснил Александр Васильевич специально для Миши. — Электромеханика.
До восьми оставались какие-то минуты, можно было бы передать Андрею повязку и идти в столовую, но Миша держался, не торопил события, сладострастно оттягивая долгожданное удовольствие от стакана крепкого горячего чая с бутербродами. И тут на причал въехал чёрный лакированный лимузин.
Роскошная машина встала прямо у трапа. Сидевший рядом с водителем охранник услужливо распахнул заднюю дверь, оттуда один за другим не спеша выбрались два немолодых солидных человека в дорогих костюмах и при галстуках. У одного на рукавах чёрного пиджака золотились внушительные знаки отличия.
— Ого! — присвистнул со своего наблюдательного поста Александр Васильевич.
Миша сообразил, что прибыло большое морское начальство, — кто ещё мог заявиться в столь ранний час в подобном сопровождении? Трап к тому времени уже был опущен, стоял на причале; но Мише показалось, что тросы как-то подозрительно обвисли, прижались к поручням, и это может начальству не понравиться. Он поторопился включить лебедку на подъём и немного просчитался; трап дёрнулся, поехал в сторону, и первый гость, уже успевший поставить ногу на нижнюю площадку, отпрыгнул и с изумлением посмотрел наверх.
Мишу обдало жаром. Впрочем, трап он тотчас приспустил, и этого секундного недоразумения больше никто, казалось, не заметил.
Визитёры поднялись на борт.
— Проводите нас к капитану, — сухо приказал тот, что был с украшениями на обшлагах.
Миша послушно ринулся к двери.
— Стой! Куда? — неожиданно резко одёрнул его стоявший поодаль Андрей. Подошёл к Мише, по-хозяйски стащил с него и нацепил на себя повязку, вдавил пальцем кнопку звонка. — Ты вахтенный, а не посыльный!
Когда явившийся на вызов штурман увёл посетителей наверх, Миша всё ещё стоял на палубе в замешательстве, смущённый агрессивной вспышкой соседа по каюте. Андрей застыл у трапа столбиком, немой и загадочный, как истукан.