Вот и теперь он представлял, на что так или иначе придётся пойти, знал, что сделает это, но спешить не хотелось. Этот шаг при малейшей осечке мог обнаружить его слабость, открыть ту самую брешь, через которую в конце концов ворвется хаос. Прежде надо было спокойно обдумать ситуацию.
За обедом Красносёлов присматривался к сидевшему напротив старпому [1]. Он знал Акимова всего пять дней — с той минуты, как тот появился на судне. До этого их пути никогда не пересекались. Послужной список Акимова говорил слишком уж о многом, то есть опять-таки почти ни о чём. И то перепробовал, и это, и в каких только переделках не бывал… Непростой человек, с двойным или даже тройным дном. Да ещё большая разница в возрасте — можно сказать, старшее поколение. Что ему на этом судне понадобилось, откуда такая блажь — под старость бросать работу на берегу и снова идти плавать, да ещё в должности старпома? Тут требовалось воображение, нужно было что-то додумывать и даже дофантазировать, а капитан выдумок не любил. Он всегда опирался на конкретную сиюминутную реальность. Вот сейчас, например, — о чём там Акимов, не переставая, травит с третьим механиком, что у них может быть общего?
— Матросы совсем как дети, — говорил между тем старпом. — Обратите внимание, как они выражаются: «тать», «накить», «впенду»… Это же детский лепет! И воображают они вокруг этого своего лепета совсем по-детски: страшные слова и пугают, и затягивают…
— «Тать», «накить», «впенду», — с восторгом повторил Сикорский. — Грандиозно! Я бы никогда не додумался, что ниточка тянется из младенчества. Слушайте, а поп-музыка, все эти шлягеры? Это ведь то же самое! «По-ра-по-ра-по-радуемся», помните?
— Точно! Люди так и просятся назад в утробу. А их не пускают.
Слушая старпомовскую ахинею, капитан почему-то вспомнил другого новичка, нелепого мальчишку-практиканта, что ворвался вчера к нему в каюту. Оба они, старый и малый, словно какие-то «облаки в штанах». Искомой реальности с Акимовым не получалось. Есть, правда, два-три пунктика, по которым его можно прижать (и тут, кстати, спасибо мальчишке, подкинул лишнюю зацепку), но ведь этот иезуит увернётся. Делать нечего, нужно пробовать.
Капитан не стал вызывать старпома по телефону, сам заглянул к нему где-то через час после обеда. И снова удачно: у него как раз сидела повар Юнаева. Разговор шёл, судя по всему, приватный, повариха вся просто пылала, да и Акимов, увидев капитана, заметно занервничал. Юнаева, конечно, пробкой вылетела из каюты. Красносёлов сделал вид, что ничего такого не заметил.
— Владимир Алексеевич, ко мне сейчас два генерала заезжали… Да пойдем-ка лучше поговорим в моей каюте, здесь у тебя… сквозит.
Когда уселись у капитана, старпом пошутил:
— Настоящие хоть генералы-то?
Красносёлов открыто поморщился.
— Да это я так, — поправился старпом. — Сейчас и правда все генералы, во всех фирмах бывшие гэбэшники сидят.
Капитан посмотрел на него пристально, но оставил реплику без внимания.
— Владимир Алексеевич, дело очень серьезное, я буду просить вас соблюдать полную конфиденциальность нашей беседы. Приезжали из Москвы представитель фрахтователя и ещё кто-то замаскированный, с двумя широкими лычками и капитанским якорем на лацкане, он толком не назвался. Скорей всего, из МИДа или разведки. Короче, нельзя нам идти в Сундсвалль.
Если стол в кают-компании один, как было на «Global Spring», капитан его возглавляет, а старпом занимает противоположный конец, тоже как бы возглавляя свой край. В этом, помимо исключения подобострастия в отношениях, выражается определённая самостоятельность старшего помощника в делах и поступках.