Капитан внимательно наблюдал.
Внешне Акимов принял новость спокойно.
— В чём причина-то, Николай Николаевич?
— Получены сведения, что на подходе нас поджидают экологи. Ну, что это за экологи и чем они занимаются, известно… В общем, готовят скандал. Будут шмонать судно.
— Ну и что? Пускай досматривают. Портовый контроль имеет на это право, надо всегда быть готовыми. Другое дело, если это хулиганье какое, так на них полиция есть. Швеция — это всё-таки не Африка…
Мастер недоумённо откинулся на спинку кресла и какое-то время молчал. Нет, определённо этот старпом или полный дурак, или очень ловко играет какую-то роль. Вот уж удружили с ним капитану в компании, в такой-то трудный момент.
— Вы не хуже меня знаете, Владимир Алексеевич, что у нас на борту груз.
— У нас много груза, Николай Николаевич. Одних только щепок полпарохода везем, не знаю, как матросы трюмы потом зачищать будут, бедолаги.
— У нас на борту ящики с буровыми установками, отгруженные в Сундсвалле назначением на Бенгази.
— Как — в Сундсвалле?..
— Так по документам. И не только в этом дело. Мы должны были принять там большую партию пиломатериалов. Теперь пойдём с недогрузом.
— Подождите. То есть ящики, которые лежат в трюме, мы только ещё должны были забрать в Швеции? Каюсь, Николай Николаевич. Проморгал. Жаль, что вы раньше мне об этом не сказали.
— Это бы что-то изменило?
— Да нет… Да. Возможно, я бы отказался идти на этом судне.
— Ещё не поздно. Давайте серьёзно, Владимир Алексеевич. Есть предположение, что кто-то сливает иностранцам информацию. Кто-то из тех, кто посвящён в дело.
— Николай Николаевич, откуда же нам знать, кто посвящён? Мы с вами друг про друга-то ничего не знаем, оказывается, что же о других говорить. И почему обязательно здесь, на судне? На берегу цепочки длиннее. Но если так, то второй помощник, может быть?
— Нынешний второй из подмены, он не в курсе. Штатный помощник тоже ничего не знает, он в отпуске, прибудет к самому отходу.
— Ну, не знаю, не знаю… Практиканта вот вчера прислали, башковитый паренёк. Может, он докопался, что к чему, и быстренько отстукал шифровку, а? У боцмана фамилия подозрительная… Беда с этими нацменами. Служат, как гвардейцы сатаны, а кому и чему служат — не понять. Империи вроде как больше нет, мы для них просто бедные некультурные соседи… Кстати, в детстве я слышал и понимал это слово, «нацмен», как «надсмен». Что-то такое высшее и лучшее, чем мы, русские. А ещё говорят, будто оно пренебрежительное, «имперское»… Еду однажды с отцом и матерью в метро. Лет шесть, наверное, мне было. Народу много, сидячие места заняты. И вдруг поднимается такой бравый высокий грузин и с галантным жестом матери место уступает — она у меня красивая в молодости была… А я не понимаю, что это всего-навсего грузин, для меня этот добрый смуглый великан никак не меньше француза или там инопланетянина какого, это уж без разницы, я тяну отца за рукав и шепчу восторженно: «Кто это? Кто это?» А он мне небрежно так: «Нацмен». Приревновал, значит. С тех пор и пошло. Вообще-то я грамотный был, но лет до двадцати писал «надсмен». Такой уж у нас менталитет: все иностранцы как боги…
— Всё издеваетесь, Владимир Алексеевич? Я смотрю, вы больше филологией увлечены, чем служебными обязанностями.
— А без филологии нынче никуда, Николай Николаевич. Вы заметили, каким слогом мы с вами, командный состав, изъясняемся? «Сливает», «шмонать»… Между прочим, у матросов, я специально прислушивался, воровского жаргона меньше. Матерок — да, но первозданный, без этой уголовной шелухи. А мы без неё не можем. Она накапливается с повышением статуса, так сказать. И я вдруг подумал: а как же на самом-то верху наши паханы общаются? На каком наречии? Или уже без слов обходятся, с помощью одних только знаков? Ваши сегодняшние генералы — о чём хоть они говорили?
— Про вас ничего не говорили, можете быть спокойны. А вот у меня есть основания думать, что к сливу… к разглашению могли быть причастны вы.
— Ровно настолько, насколько и вы, Николай Николаевич. Это тупиковый путь, поверьте.
— Вы пришли сюда не с улицы…
— Я пришёл через пароходскую контору, как и вы. Лично мне удружил бывший однокашник Тимоша Лихонос. Его зовут Тимофей Петрович, вы его наверняка знаете. Когда-нибудь, если захотите, я расскажу вам о нём поподробнее.
— И вы не в курсе?
— Ни сном ни духом.
— Как тогда понимать вашу вчерашнюю разборку с Ругинисом?
Капитан пошел ва-банк. Нет, Акимов и глазом не моргнул.
— Как понимать… Плохо надо понимать, Николай Николаевич. Когда нет информации, в экипаже начинают бродить слухи. Я попросил его закрепить оттяжками на талрепах ящики в первом трюме. Вокруг них навалены кучей рыхлые доски, если бортовая качка начнётся, всё на сторону съедет. А команда бастует. Чем-то им эти ящики не нравятся. Только теперь я начинаю догадываться чем.