— Не знаю. Теперь — не знаю. Раньше за флагом стояли могучая держава, традиции. Гордость какая-то была. А теперь вот он, — капитан кивнул в сторону практиканта, — с какой мыслью работает? Куда после окончания пойдёт? Деньги зашибать, и только. И деньги-то никакие, на берегу сейчас много больше имеют.
— Да уж, наши деньги все в чужом кармане. Вы правы, наверное. Столько уже времени народ не может понять, кому или чему принуждают его служить. Отсюда и упадок сил, и вырождение. Вымираем понемногу… А всё-таки в море любовь к своей стране обостряется. Впрочем, как и многие другие чувства. Я два года назад, когда вернулся на флот, снова это пережил, будто в юности. Хоть и под чужим флагом, а чувство — русское, никуда от него не денешься.
— Да. Флаг чужой, а случись что — под защиту этого флага кинемся, некуда нам больше бежать, — невпопад поддакнул капитан.
Бугаев за вахту не проронил ни слова, выглядел надутым, но на руле стоял исправно и все распоряжения старпома выполнял с подчёркнутым усердием.
В четыре утра мастер по-прежнему был на мостике. Судя по утомлённому виду и красным от бессонницы глазам, он не уходил оттуда всю ночь, лишь ненадолго укладываясь подремать на диване в штурманской рубке. Акимов про себя одобрил столь ответственное поведение и подумал, что он бы на месте капитана тоже, наверное, не рискнул доверить судно в проливах штурманам. Но уже миновали Скаген, а Красносёлов всё маячил в своем углу за радаром.
Бугаев, как всегда, встал за штурвал. Шли в ручном режиме, приближаясь к точке поворота.
С каждой минутой волны становились выше, раскачивало сильнее. Это было похоже на аттракцион, раскручивающийся с ускорением, всё быстрее и быстрее, когда сам не знаешь, где же будет положен предел смертельно опасному росту… Старпом заметил, как побелело лицо Бугаева, впервые в жизни, наверное, попавшего в настоящий шторм.
— Вы как вообще, качку-то переносите? Если мутить будет, скажите. Полборта лево!
— Полборта лево, — слабым эхом откликнулся Бугаев.
— Громче репетуйте!
— Есть полборта лево! Двести семьдесят… Двести шестьдесят пять… Двести шестьдесят… Двести пятьдесят пять…
— Хорошо. Прямо руль. Выходите на двести сорок пять.
После поворота капитан решился наконец отправиться в каюту поспать, но у самой двери, что-то вспомнив, вернулся. Отвёл Акимова в сторону, тихо спросил:
— Вы вчера закидали ящики досками, как было?
— Как их закидаешь поверх оттяжек, Николай Николаевич! Разве что под низ по одной доске просовывать, это ещё как минимум на день работы. Но в чём проблема, там же у нас буровые установки?
— Проблема в том, что никаких буровых установок на судне нет, — раздражённо обронил капитан, выходя.
В течение дня шторм усилился. Судно шло теперь почти лагом к волне, амплитуда бортовой качки росла. На вечерней вахте Акимов, чтобы уйти от опасного резонанса, уклонился на десять градусов к западу, держа скулой на волну. Капитан был рядом, не возражал, но через какое-то время произнес с сомнением:
— М-да… Этак мы мимо Ла-Манша проскочим.
— Дожмём потихоньку, время ещё есть, — сказал старпом. — Галсами будем двигаться. Как под парусами.
— Нет. Попробуем ещё раз двести десять.
— Повременить бы, Николай Николаевич. Потом, под защитой берега, возьмём покруче…
— Лучше даже двести, — капризно решил капитан. — Лево на борт!
— На руле, слышите? — угрюмо спросил старпом. — Лево на двести.
— Слышу лево…
Бугаев выполнил команду, но не успел закончить фразу. Огромная волна накрыла палубу до самой надстройки, так что не стало видно ни бака, ни уложенных по-походному кранов, ни даже палубного груза с перекинутым через него деревянным мостиком, одна только верхушка мачты осталась торчать над вспененными волнами, — и в ту же секунду судно завалилось на левый борт и так застыло, словно раздумывая, куда ему двигаться дальше. Мастер прижался к поручню, старпом успел схватиться за стойку радара. Бугаев от неожиданности присел и едва удержался возле рулевой колонки. В жилых помещениях что-то срывалось с мест, грохот с нижних палуб достиг мостика.
Судно, полежав на борту, нехотя пошло назад. Старпом скользнул вдоль переборки к растерявшемуся практиканту, сам переложил перо руля вправо.
— Ну вот, теперь без ужина остались, — попытался пошутить капитан. — А у меня в качку зверский аппетит просыпается! Так с юности повелось.
Хлопнула дверь штурманской. Неверной походкой, держась за переборки, пробрался в ходовую рубку Сикорский с перепуганным лицом.