И всё-таки именно на этой встрече впервые была оглашена информация о странной телефонограмме, поступившей в компанию с борта судна из Ла-Манша.
Это была ещё одна «бомба». Ушлые западные журналисты стали распутывать недолгую ниточку и добрались, конечно, до диспетчера береговой охраны в Дувре, который последним видел «Global Spring» и разговаривал с ним. По словам этого офицера, судно вело себя немного странно, система опознавания на нём не работала, но капитан (или тот, кто говорил от имени капитана) устно сообщил необходимые сведения и уверенно назвал маршрут, поэтому никаких подозрений не вызвал. В конце концов, полагал британский служака, если судно было кем-то захвачено, то капитан не просто мог, но даже обязан был известить об этом береговую службу во время сеанса прямой телефонной связи!
Туповатая законопослушная логика не выдерживала никакой критики. И само происшествие, и реакции на него были напитаны фантасмагориями и гротеском. Однако теперь уже множество людей и в России, и на Западе неотрывно следили за событиями вокруг исчезнувшего судна и были уверены, что загадка рано или поздно разрешится. Кто-то допускал, вероятно, даже самый печальный конец — особенно моряки, знавшие непредсказуемый нрав океана, — но ни в одной голове не могла возникнуть версия, которая через месяц-другой будет явлена всему миру как единственная и не подлежащая ревизии.
До старпома Акимова мировая шумиха доносилась урывками.
В ту ночь его повели по трапу наверх. «Значит, ещё не конец, — машинально подумал Акимов с некоторым облегчением. — Если бы хотели прикончить, сделали бы это где-нибудь на корме. Зачем им на мостике кровь и труп?» С первой минуты в его голове, надо сказать, прокручивались разные варианты поведения, вплоть до неповиновения и бунта. Но в столовой серьёзно поддержать его мог разве что один Чернец (если бы ещё захотел, с ним в последние дни тоже стало твориться что-то неладное), и дело кончилось бы зверскими побоями, а то и стрельбой. Теперь он был даже рад, что проявил выдержку и никого не подставил.
Оказавшись в рубке, старпом сразу всё понял. Капитан, отбывший многодневную вахту, трупом лежал на диванчике в штурманской; по палубе катались пустые коньячные бутылки; последняя обсервация на карте, далеко от всех берегов, была помечена неверной рукой часов восемь назад, и от неё линия курса круто уходила влево вверх.
— Будешь иногда его подменять, — сказал принявший Акимова с рук на руки Боб. — Делать только то, что я скажу. Сунешься, куда не надо, — сразу получишь пулю. Сейчас определяйся, и двигаем.
— Куда двигаем-то?
— Пока на северо-запад.
Похоже, Боб заметал следы.
Выглядел он как в первый день, на его тяжёлом угреватом лице трудно было разглядеть какие-либо переживания или утомление. После полуночи Боб на пару часов исчез с мостика, оставив вместо себя верного Киржака, и старпом догадался, что он иногда всё-таки спал.
Приступая к работе, Акимов попутно пытался разобраться, что осталось целым, чем из аппаратуры можно при удобном случае воспользоваться для связи. Спутниковый телефон с мостика попросту исчез. Радиотелефон ближней связи по УКВ был, судя по всему, цел, хотя и выключен, но в открытом океане и при отсутствии рядом других судов это вещь бесполезная. Тревожную кнопку вывели из строя на его глазах в первый же день. Этот прибор, когда его ломали, должен был послать на берег сигнал о неисправности; неужели даже после этого никто там не забеспокоился?.. Навигационная аппаратура в целом функционировала исправно, на нее не покушались. Радар на много миль вокруг высвечивал пустой океан. За его экраном периодически следил сам Боб — видимо, от судов-то он и уклонялся, изменив курс и сойдя с оживлённых маршрутов. Исправно действовал GPS-приёмник, постоянно выдававший координаты. Сохранился даже старенький радиопеленгатор в штурманской рубке, к которому уже много лет, наверное, никто не притрагивался, — при современных средствах навигации в этом не было нужды. Старпом то и дело натыкался на него взглядом, когда подходил к столу с картой, как-то ностальгически притягивало его к этому остроугольному железному ящику…