— Со мной всё в порядке. Андрея… Чернеца спаси.
В ту ночь никто уже не уснул. Издали, не решаясь приблизиться к иллюминаторам, с надеждой смотрели на мерцающие в ночи топовые огни корабля. К рассвету они стали как будто удаляться, отходить в корму, а затем растворились в тумане. Может быть, корабль совершил боевой маневр и тайно зашёл с другого борта (такую радужную версию выдвинул Лайнер), а может, покинул их совсем.
Ближе к утру Андрей ненадолго очнулся.
— Они ответили, — пробормотал он сухими губами. — Ждите…
Света дала ему воды. Скоро он снова впал в забытье и только стонал от боли.
Утром боцмана взяли на палубу. Через некоторое время стихла машина, а затем послышался отдалённый грохот якорь-цепи.
По возвращении Ругинис рассказал, что земли поблизости нет, судов и кораблей тоже. Впрочем, видимость была не больше двух-трёх миль, хорошо оглядеться по-прежнему мешала дымка. Судя же по длине вытравленной цепи, глубина здесь метров сорок.
Обедом занималась одна Нина Васильевна. Светлана в тот день не отходила от раненого. Помогать ей вызвался Стёпа: подставлял и опорожнял утку, приносил воды, менял компрессы. Чернеца осматривали, осторожно щупали голову, пытаясь понять, не пробит ли череп. Явно были сломаны предплечье и два пальца на левой руке, которой Андрей пытался закрыться от ударов. Света промыла и перевязала раны, попыталась наложить на переломы что-то вроде шин. Иногда Чернец стонал и бредил, но большей частью погружался в обморочный сон и только прерывисто и хрипло дышал. Никто не знал, как ещё можно помочь ему в этих условиях.
После обеда затребовали наружу электромеханика. Вскоре Лайнер возвратился со сварочным аппаратом. Ему было приказано задраить броняшки на всех иллюминаторах и намертво их заварить. Киржак подгонял и лично проверял работу. С треском полыхнул слепящий огонь, заскакали по палубе искры, повалил дым. Запахло палёным, народ кинулся оттаскивать свои постели. Жабин помог Свете сдвинуть и прикрыть от огня Чернеца. В наглухо закупоренной столовой надолго повис едкий чад. Больше сюда не проникал снаружи ни единый луч.
— Из-за этих клоунов, сука, в темноте сидеть придётся, — злобно высказался по этому поводу Грибач, подразумевая старпома с Чернецом. Его главные враги занедужили, он спешил этим воспользоваться.
На камбузе также заварили все иллюминаторы и металлическую дверь, ведущую на палубу. Теперь у тюремщиков отпала нужда как минимум в двух сторожевых постах.
А вечером в столовую втолкнули растерянного капитана со скатанным матрасом в руках. Наверху Красносёлов больше был не нужен.
Мастер попал в трудное положение: он оказался среди экипажа, который давно уже обходился без него. Многие забыли о самом его существовании. У этих людей сложилась совсем другая иерархия, в которой Красносёлову если и отводилось место, то довольно жалкое. Они жили другими интересами и по другим законам. Во всяком случае, теперь всем было не до него.
Он не ступал в столовую с тех самых пор, когда по приказу Боба уговаривал перепуганных моряков смириться и пережить временные трудности. А теперь сам оказался в задымленном смрадном вертепе без света и воздуха. Иван Егорович, пододвинув свой скарб, предложил ему устраиваться рядом. Красносёлов покорно опустил скатку на указанное место и присел на неё с видом пассажира в аэропорту, с минуты на минуту ожидающего приглашения на посадку.
— Где мы стоим? — глухо спросил его со своей постели старпом.
— В семнадцати милях от Боатранто. Здесь островная банка.
Капитан помолчал и виновато добавил:
— Я ведь не знал, что вы задумали. Когда выбежал из штурманской, всё было кончено. Если бы знать, можно бы…
— Пустое, — сказал старпом. — Они бы перебили всех. Где корабль?
Красносёлов замялся.
— Куда-то делся. Не отследил…
— Вы ведь сейчас с мостика? На экране его видно?
— В десятимильной зоне — нет.
Он явно что-то недоговаривал. Не хотел говорить.
Почти всю ночь Красносёлов так и просидел на свернутом матрасе. Вставал, делал пару нерешительных шагов туда-сюда в тесном пространстве между спящими, не находя себе места, испытывая необходимость забыться привычным уже способом — принять стакан-другой спиртного. Понимая, что мешает людям, возвращался на место и какое-то время опять сидел тихо. Под утро начал шариться в поисках туалета, забрёл в буфетную, от изумления и негодования при виде самодельной параши выругался…