— Отпустите меня. Я хочу к своим.
— К своим? К дюжине изголодавшихся мужиков? Но это же… неприлично!
Дальше у старпома начинало щипать в глазах, и он выключал фантазию. На большее у него не было сил. Может быть, она спросила: если я соглашусь лечь с вами, это облегчит их участь? Или: смогу ли я сразу вернуться назад, после того как…
Утром, ещё до завтрака, старпома вызвали на допрос. В кабинете капитанской каюты сидели за столом Ухалин и Пухло. Должно быть, Акимов скверно выглядел, потому что Пухло первым делом участливо спросил:
— Плохо спали?
— Могу только пожелать, чтобы вам самому никогда не пришлось спать в таких условиях, — ответил Акимов хмуро.
— Мы подумаем об улучшении условий содержания, — заверил Ухалин.
— Вчера вечером, полагаю не без вашего ведома, столовую покинула повар Юнаева, — сказал Акимов. — Что с ней, где она сейчас?
— Вот так, с места в карьер, — улыбнулся Пухло, переглядываясь со следователем. — Нам говорили, что вы человек решительный. О вашей Светлане разговор впереди, сначала давайте о другом. Надеюсь, мы найдём общий язык. Кстати, Тимофей Петрович Лихонос просил передать вам самый дружеский привет. Он характеризовал мне вас как человека в высшей степени порядочного.
— Напрасно вы о нём упомянули, — сказал Акимов. — Это не упростит мои с вами отношения.
— А их не нужно упрощать! Мы знаем и помним всё. Именно поэтому на вашем месте я бы не стал пренебрегать дружеским участием такого…
— На моём месте? Вы сначала со своим разберитесь. Владелец судна в Хельсинки, флаг мальтийский, груз — древесные отходы… Вам-то здесь что за интерес?
— На этом судне граждане России.
— И только? И поэтому вы нас заперли в душном тесном хлеву, как скотину? А на берегу эти самые граждане мрут как мухи от нищеты, бездомности и пьянства, никто и пальцем не пошевелит!
— Владимир Алексеевич, — вступил Ухалин, знаком останавливая готового разразиться возмущённой тирадой Пухло. — Оставим в стороне политику, мы не в силах на неё повлиять. У нас к вам несколько простых вопросов. Скажите, вы были на мостике вчера утром во время ответа капитана на вызов корабля по радиотелефону?
— Был.
— Вас не удивило, что капитан умышленно вводит в заблуждение российский военный корабль, выдавая своё судно за другое? Почему вы не попытались его остановить?
— Это… долгий разговор. Его надо начинать с начала.
— Следует ли понимать ваш ответ так, что между вами и капитаном существовал по этому факту предварительный сговор?..
Допрос тянулся долго. До Светланы дело так и не дошло, а разговор закончился на таких тонах, что ещё раз спрашивать про неё не имело смысла. Отпустили Акимова без конвоя. Просто сказали: «Можете возвращаться в столовую». Света не выходила у него из головы, и он воспользовался случаем — нырнул палубой ниже (благо вахтенный в холле возле столовой стоял к трапу спиной), туда, где располагалась её каюта. Перед дверью замер и перевёл дыхание, волнуясь как мальчишка. Тихо постучал. Никто не откликнулся. Взялся за ручку — дверь подалась. Он оказался здесь впервые. Небольшая каюта была чисто прибрана и вся пропитана знакомыми, почти родными ароматами. На свежей постели лежал сложенный пододеяльник. Было очевидно, что со вчерашнего утра, с тех пор как Света застелила для него — для них двоих, — никто к койке не притронулся. Он машинально кинул взгляд на переборку, где висело в рамке расписание по тревогам, и невольно вздрогнул: перед ним, как перед Валтасаром, сразу вспыхнули слова: «Раздевальщик № 2 выполняет инструкцию раздевальщика № 2».
Одно из двух: или он сошёл с ума, или то, что было ночью, ему не приснилось. А всё, что он присочинял после, — оно тоже было явью? Но тогда он точно сошёл с ума! Где она провела эту ночь? Где она сейчас, жива ли?..
В столовой, куда его запустил вахтенный, отворив дверь ключом, уже заканчивали завтракать. Дверь на камбуз была распахнута, там гремела посуда. Старпом торопливо прошёл внутрь, огибая неубранные постели на палубе, минуя буфетную, безотчётно повинуясь последней надежде, — и обомлел: Света, в клеёнчатом фартуке и косынке, с засученными рукавами халата, разрубала топором мороженую свиную тушу. От радости Акимов даже вскрикнул, устремился к ней, успел сделать два или три шага…