Ната так увлеклась любимым занятием, что привычно забыла о времени. Как и о своем пациенте умудрилась тоже забыть. Потому, даже испугалась, когда дверь в спальню распахнулась, и на пороге появился Мамонтов. И в следующий момент она рассмеялась, чего даже сама от себя не ожидала. Но посмеяться там было над чем. Представьте себе взлохмаченного и свирепого бога древней Греции. Да, именно такого с первого взгляда напомнил ей Мамонтов — обмотанный простыней на манер хитона. Вон, аж драпировку умудрился пустить с плеча. А глаза-то, глаза… того и гляди начнет метать молнии. Только божественного посоха и не хватает. Разве что, бледный он слишком для бога то. Но и бледность можно отнести к аристократической.
— Извини, что не смеюсь вместе с тобой. Боюсь не сдержаться, — нахмурился Мамонтов.
И только тут Ната подметила, что выглядит он несколько напряженным. Собственно, ей тоже уже смеяться расхотелось.
— Могу я поинтересоваться, где моя одежда?
— Можешь, — кивнула она, возвращаясь к прерванному занятию. В данный момент она толкла в ступке семена укропа для укропной настойки. — Превратилась в прах.
— В каком смысле? — пошел он на нее, и Ната бросила на него предупредительный взгляд, выставив перед собой деревянный пестик, которым и толкла семена. Не остановится, воспользуется им как оружием.
— В самом прямом. Я ее сожгла. Стирать тебе и штопать не собираюсь, сам понимаешь.
— А в чем же мне теперь ходить? И где у тебя туалет? — вдруг на глазах из наглого и напористого превратился Мамонтов в крайне растерянного.
Тут Ната поняла причину его напряженности и еле сдержалась от нового приступа смеха.
— На дворе. От крыльца направо, не ошибешься, — позволила она себе усмехнуться, испытав приступ злорадства, которому не обрадовалась.
— Черт! — выругался он, но продолжать не стал.
Видимо, решил не тратить на это силы. Да и поджимало его неслабо — вон как засеменил к двери мелкими перебежками. Ната снова с трудом сдерживала смех, наблюдая за ним исподтишка. Мамонтов же тихо ругался и бубнил что-то на тему, что спасибо хоть кроссовки не сожгла, торопливо обувая те и путаясь в собственных же ногах.
Когда он выскочил за дверь, Ната не удержалась и приблизилась к окну. К туалету он перебирал ногами еще быстрее. При этом, статная мужская фигура, обмотанная белой простыней, не переставала напоминать ей греческого бога. Бог, спешащий в туалет. Эта мысль добила окончательно, и она аж согнулась пополам, давясь смехом. Давно она так не веселилась, еще бы от злорадства как-то избавиться.
Но вопрос ей Мамонтов задал правомерный. Раз уж лишила его одежды, хоть и была та вся драная и грязная, значит, обязана дать что-то взамен. Благо, на этот случай у нее сохранилась одежда отца. Не много — только то, что оставила себе на память. Правда, ростом отец был поменьше Мамонтова, но зато в плечах примерно такой же, как и в обхвате.
Пока гость отсутствовал, Ната достала из шкафа льняные штаны и просторную рубаху. Вещи развесила на стуле и вернулась к своим занятиям.
Вернулся Мамонтов изрядно подобревший, хоть и с явной брезгливостью на лице.
— И как ты так живешь? — вразвалочку приблизился к столу.
Ната как раз разливала по бутылочкам огуречный лосьон собственного изготовления. На него у нее тоже был постоянный спрос. А много впрок не заготовишь, потому как срок годности у лосьона этого небольшой. Потому и емкость она подобрала для него мелкокалиберную. Ну и делать его приходилось часто. Зато лицо после него было чистое и шелковистое.
— Как, так? — поинтересовалась Ната, не глядя на гостя.
— Ну… с такой уборной. А зимой как справляешься?
— Тебя интересуют подробности? — бросила на него насмешливый взгляд. — Как-то справляюсь, — пожала плечами.
Что и тебе придется делать, милок. Но в душе Ната была уязвлена его тоном и, в особенности, выражением лица. Она и сама не раз подумывала, что надо бы сделать к дому пристройку. Но удаленность от всех остальных домов и центральной канализации делало эту задачу слишком дорогостоящей. Потому и откладывала до лучших времен.