Мелисса возвратилась в дом, и вскоре оттуда вышли две рабыни — молоденькая и постарше. Они поставили на стол низкую плетёную корзину с продолговатыми ячменными лепёшками, корзинку поменьше с хорошо сохранившимися за зиму головками чеснока и лука, большую тарелку с зажаренными голубями под чесночным соусом, запах которого тотчас распространился по всему двору, и расписанный белым по чёрному кратер с вином. Затем на столе появились кувшин с чистой водой и несколько чаш. Прежде чем сесть за стол, Фокрит, Мелисса, Софон, Плавт и Тимон, как надлежит, совершили омовение, говоря проще, помыли руки и вознесли молитву покровителю Ольвии Аполлону. Тимона хозяин усадил между собой и Плавтом.
Фокрит и Софон — давние приятели, а поскольку виделись они редко, то поговорить у них всегда было о чём.
— Такое впечатление, что Ольвия хорошеет не по годам, а по дням, — заметил между прочим Софон, макая в разбавленное водой вино кусок лепёшки. — Я перестаю узнавать этот город. Хотя и бываю здесь не так уж редко. В чём дело?
— Ты не всё ещё видел. И то ли вскоре увидишь! — в голосе Фокрита слышалась неподдельная гордость за свой город. — Всё дело в том, что мы наконец избрали толковых архонтов. Особенно повезло нам с архонтом-басилевсом[45], который думает не о том, какую бы выгоду иметь от этой должности, а постоянно заботится о городе. Я говорю о Гиппархе, сыне Филотидоса. Представь себе: он начал обустраивать в городе канализацию! Ты, конечно, не знаешь, что это за штука такая. Попробую объяснить. Теперь вся вода со всех дворов и улиц, а с нею, конечно, и всякие нечистоты, будет стекать в специальные колодцы, а оттуда — по керамическим трубам — прямиком в Гипанис. Представляешь? И эти трубы будут проложены под тротуарами и под дорогами. То есть они не будут никому мешать, их даже видно не будет. Каково? Ольвия становится совсем другим городом, не то что раньше была. Скоро на улицах у нас не будет ни помоек, ни луж, ни грязи, ни вони. Представляешь, насколько приятнее и удобнее будет жить в таком городе! Но и это не всё. Ещё Гиппарх собирается построить в городе водопровод и подвести воду едва ли не к каждому дому. И непременно — в каждое общественное здание. Вот так!
— Это действительно здорово! Могу только позавидовать вам, — порадовался с Фокритом Софон. — Хоть бери да перебирайся к вам в город. Хотя нет! Я ни за что не поменял бы свой хутор на все ваши городские блага. У нас простор, воля, а у вас, куда ни ткнись, стены да стены. И народу уйма, всюду толчея. Нет! Это не для меня. Если бы не эти разбойники-скифы, которые, случается, озорничают у нас, можно было бы считать, что я живу где-то в Элизии[46]. Видели бы вы, как чудесно у нас весной, когда вокруг сады зацветают! Красота неописуемая! А летом, когда поля с созревшей пшеницей кажутся залитыми золотом!.. Нет! Вам, городским жителям, этого не понять…
— Это почему же? — вступилась за горожан Мелисса. — Я, например, с удовольствием жила бы в деревне. Там, как мне кажется, всё проще, понятнее, меньше условностей и всяческих там запретов.
— Кстати! О пшенице! — вспомнив о главной причине своего путешествия в Ольвию, резко поменял тему разговора Софон. — Я ведь к тебе, Фокрит, приехал об этой самой пшенице потолковать. Ты мне скажи вот что: что слышно из Эллады[47] насчёт закупок у нас в этом году зерна? Слухи какие-нибудь доходят? И что ты лично посоветуешь? Меня интересует, чего больше сеять: пшеницы или ячменя? И сколько.
Фокрит, не задумываясь, уверенно ответил:
— Сей пшеницу! И побольше! В Элладе уже началась навигация, и три дня тому назад к нам пришёл первый торговый корабль. Из Афин[48]. Привезли хорошие вести. Для нас хорошие, имеется в виду. Оказывается, у них там, у афинян, что-то не заладилась торговля зерном с Египтом, и теперь Афины рассчитывают только на Ольвию и Пантикапей[49]. Даже грамматидий[50] насчёт этого мне прислал мой афинский клиент. Ячмень также будут закупать. Но меньше. Пшеницу — всю, какая будет. Афиняне — народ изнеженный, им подавай только пшеничный хлеб! Сей, Софон, побольше. Можешь рассчитывать на пять тысяч медимнов[51]. А то и на больше. Да и мне медимнов сто понадобится, на муку и крупу. Словом, забираю всё, что вырастишь. До последнего хеника[52]! И соседям передай, пусть побольше сеют.
— Пять тысячи медимнов! Ого-о! — сделал большие глаза гость. — Я, пожалуй, столько и не засею…
— Постарайся, заработаешь прилично. Заготавливай также мёд, воск, шкуры какие там есть. Афиняне всё заберут, город богатый.