Тренировка спартанских воинов была чисто прикладным, военным занятием. Спартанцы не относились к кулачному бою как к виду атлетических состязаний. Они считали ниже своего достоинства выступать в кулачном поединке. Одно дело поле битвы — там ставкой была жизнь. Быть побеждённым в бою и заплатить за поражение своей жизнью почётно. Другое дело поединок на стадионе. Проиграть его на глазах у зрителей было, по мнению спартанцев, просто унизительно. Своё отрицательное отношение к кулачному бою как виду состязаний спартанцы сохранили на протяжении всей истории Олимпийских игр.
…Наконец в послеполуденной тиши протяжно пропела труба, и тотчас же появились номофилаки. Их бесстрастные лица казались ещё бледнее на фоне иссиня-чёрных гиматионов, накинутых на плечи служителей Олимпии, призванных следить за ходом состязаний. Номофилаки уселись в специально отведённые для них кресла на белой мраморной террасе, над которой возвышалась чёрная, также из мрамора, трибуна с неподвижно восседавшими на ней жрецами, одетыми во всё белое.
Элланодики, посланные за поединщиками в палестру, были, судя по времени, на подступах к крипте. Наконец из тоннеля показалась голова первого элланодика, увенчанная ветвями оливы. Все десять элланодиков в пурпурных плащах арбитров при полном молчании публики поднялись на возвышение напротив арены, ниже того места, где уже сидели жрецы и номофилаки. У одного из них — агонофета — в венок была вплетена пурпурная лента в знак того, что он находился при исполнении своих непосредственных обязанностей.
Затем из крипты показалась голова первого из поединщиков. Группа зрителей, в которых по одеяниям легко можно было распознать жителей Крита, встретила появление атлета приветственными возгласами. Сомнений быть не могло: этот поединщик был их земляком. И действительно, когда гигант в синем гиматионе, с копной кудрявых волос полностью выбрался из подземелья, любители кулачных боёв без труда узнали в нём многократного, хотя и неудачливого, участника олимпийских состязаний критянина Дамарета.
Следом за ним один за другим из тоннеля вышли и остальные поединщики. Появление каждого из них вызывало ликование трибун. Вараздат шёл предпоследним. Как и другие атлеты, он был одет в тонкий шерстяной гиматион. Поединщик мог выбрать для гиматиона любой цвет — на свой вкус. Вараздат предпочёл оранжевый. Накинутый на правое плечо гиматион был прихвачен тонким кожаным шнуром вместо пояса. Появление Вараздата на стадионе вызвало бурю восторга. Правда, его приветствовали скорее не как атлета, а как доблестного мужа. Подвиг чужестранца продолжал оставаться главной темой разговоров служителей и гостей Олимпии. Мало кто из них видел до сих пор самого смельчака. Теперь он предстал перед зрителями.
Восемь атлетов выстроились полукругом перед резным столиком из красного дерева и слоновой кости, установленным в центре арены. А на столе, сверкая в лучах солнца, стояла большая серебряная урна великолепной старинной чеканки. То была священная урна Зевса, извлекаемая из святилища Громовержца лишь раз в четыре года специально для торжественной церемонии проведения жеребьёвки, или, как официально гласили правила Игр, для определения жребия судьбы.
Повинуясь жесту агонофета, слуга администрации — керикс — опустил в урну горсть золотых, размером с фасолину жребиев с нанесёнными на них буквами. На каждой паре жребиев была выбита одна и та же буква. Два атлета, которым выпадали одинаковые буквы, составляли пару на поединок. Ещё четырежды звучала труба, прежде чем элланодик-распорядитель взял в руки кусок, телячьей кожи — леукому с выписанными на ней именами участников и, дождавшись полнейшей тишины, произнёс на греческий лад имя первого из них.
— Дамаретос, сын Энатионаса с Крита!
Высоченный керикс, одетый во всё белое и перевязанный широким красным поясом, подошёл к поединщику Дамарету, выступившему из рядов с приветственно поднятыми руками, и, положив, как того требовала традиция, руку ему на голову, повёл вдоль трибун.
Стоявший рядом с агонофетом глашатай громко произнёс в наступившей тишине:
— Все ли вы, счастливые гости Олимпии, согласны с тем, что этот атлет является свободным и достойным гражданином? Всегда ли его поведение было безукоризненным? Не может ли кто из присутствующих обвинить его в преступлении? Подтверждаете ли вы решение элланодиков допустить его к состязаниям?
Одобрительный гул трибун был ему ответом. Впрочем, вся эта процедура носила формальный характер и была лишь данью традициям. Задолго до начала тридцатидневной подготовки в Элиде, а также в ходе неё агенты — криптии Олимпии старательно наводили справки о всех атлетах и допускали к заключительному дню лишь тех из них, чьё прошлое и настоящее оказывались безупречными.