А теперь расскажу-ка, пожалуй, про детей. У Сары и Мартина были две маленькие дочурки – Грейс и Роуз. Грейс, та, что постарше, много смеялась и очень быстро двигалась. Когда Сара нас познакомила, Грейс так всполошилась, что я уж подумал, будто сейчас она залезет на штору. А Роуз, в отличие от сестры, была тихой и не слишком веселой. И я понимал почему: у нее болела передняя лапка. Лапка была закована в какую-то твердую оболочку, похожую на бинт, и Роуз приходилось носить штуку, которую люди называют «перевязь» – ремешок на шее, чтобы рука не двигалась. Мне стало жаль Роуз, и я участливо боднул ее в заднюю лапу. Но хотя сперва она улыбнулась, словно была рада меня видеть, потом девочка вдруг ударилась в слезы и запричитала: «Уголек! Уголек!» Мне было неприятно думать, что это я ее расстроил. Я убежал и спрятался под стул.
– Не волнуйся, Оливер, – тихо успокоила меня Сара, заглядывая под стул. – Ты не виноват. Просто Роуз все еще расстроена из-за нашего Уголька.
И правда, через некоторое время Роуз перестала плакать, и две дочурки принялись играть со мной в мячик и пустую картонную коробку. Ты, конечно, можешь подумать, что я слишком стар для таких игр, но поверь, картонная коробка для кошек – игра на все времена. Это же так весело, что просто не может надоесть! И вот, пока мы играли, я услышал, как Мартин и Сара разговаривают вполголоса на кухне. Наверное, они забыли о том, что у нас, котов, очень острый слух – я старательно ловил каждое их слово.
– Надеюсь, мы правильно поступили, – обеспокоенно проговорила Сара. – Она не плакала так сильно с того самого дня.
– Я думаю, правильно. И Роуз станет лучше – нельзя все держать в себе.
– Точно. Она же почти все время молчала. Я пыталась поговорить с ней о случившемся, но ничего не вышло.
– Просто в ее голове два этих происшествия связаны. Она выбежала на дорогу вслед за Угольком…
– Но Мартин, они и правда связаны! Только Роуз никак не поймет, что ни в чем не виновата.
Они замолчали ненадолго, и были слышны лишь звуки кастрюль и разных предметов, которые перекладывали с места на место. Видимо, Мартин и Сара готовили воскресный обед. О воскресных обедах я знал не понаслышке – в пабе по выходным всегда было много народу. При мысли о доме мне стало немного грустно.
– Я просто надеюсь, что теперь, когда Оливер здесь, она хоть немного повеселеет, – вдруг заговорила Сара. – Все каникулы она не выходила из дома, не играла с ребятами. А Грейс без нее тоже гулять не хочет. Вот и просидели все праздники в четырех стенах. Хорошо, что завтра опять в школу. Может, отвлечется немного.
– Бедняжка. Вряд ли она забудет о том, что случилось, пока гипс не снимут. И обе девочки явно скучают по Угольку.
– Верно. – Даже из соседней комнаты я слышал, как Сара вздыхает. – Может, когда начнутся занятия в группе девочек-скаутов, у нее поднимется настроение? Она же так их любит.
– Да, но им негде собираться, пока деревенский клуб не восстановят.
– Вот именно. Ох, что же будет? И ведь не только девочкам негде… Бойскауты тоже там собирались – да все в нашей деревне! Клуб пенсионеров, женский клуб, даже ясли и сад – все было там!
– Ты права. Клуб еще нескоро откроют. А старикам будет так не хватать собраний… И как же родители, которым надо работать? Что они будут делать без детского сада? – Он замолчал. – А я еще волновался из-за домино.
– С тебя станется, – тихо усмехнулась Сара. – А ведь правда, Мартин, без клуба всем придется несладко. Нельзя сидеть сложа руки. К тому же скоро Рождество, и если мы не найдем новое помещение, все мероприятия придется отменить. Детские праздники, ужин для пенсионеров – все! Поговорю-ка я с Бурой Совой. Может быть, она что-нибудь придумает.
На этом разговор прекратился, и хотя сидеть в коробке и высовывать мордочку, отчего Грейс взвизгивала и заходилась хохотом, было по-прежнему весело, на самом деле теперь мне больше всего хотелось усесться Роуз на колени и попытаться приободрить ее. Мне было жаль Уголька, и я содрогался при мысли о том, что могло с ним случиться. Я начал понимать, что не у одного меня неприятности. Целых две приемные семьи вызвались мне помочь, и я желал лишь одного – отплатить им тем же.