Лив поморщилась от грубого жеста и отметила, что ладонь у Фланнагана оказалась горячей. Алистер виделся ей холодным и бесчувственным, как и все представители закона, отчего приятная теплота оказалась неожиданной.
Раздалось неприятное лязганье, и под рукавом мужчины началось шевеление. Что-то неумолимо ползло по направлению к Оливии, и она дёрнулась. Безрезультатно. Алистер был куда сильнее, чем казался, а его улыбка стала ещё злораднее.
— Не бойся, Милдред. Оставайся послушной девочкой, и больно не будет, — из- под манжеты появилась первая пара блестящих металлических лапок.
А через секунду кожи Лив коснулся настоящий механический паук. Он осторожно ощупывал тонкими конечностями руку своей жертвы и клацал острыми жвалами. На спине у диковинного изобретения переливалась зелёная субстанция в маленьком резервуаре, напоминающая ампулу ватерпаса. Только юная Кроу очень сомневалась, что внутри плещется безобидная подкрашенная жидкость.
— Там яд? — хмыкнула девушка, когда холодные лапки обхватили руку.
— Догадливая. Не бойся, каждый вечер буду заводить механизм вот этим.
Алистер продемонстрировал сложный инструмент, и Лив простонала. Такое ей и за месяц не взломать, даже если каждый день будет по несколько часов проводить за разгадыванием замка.
— Смертелен?
— Даже не знаю. Может, смертелен. А, может, вызовет временный паралич, инвалидность или просто внезапную диарею. Желаете испробовать сейчас?
— Нет, — буркнула Оливия и с силой тряхнула заметно потяжелевшей рукой.
Однако паук закрепился основательно и не собирался никуда деваться, только продолжал глухо поскрипывать механизмами.
— А если вы уедете? Что тогда?
— Передам ключ доверенному лицу, или продлю время завода. В любом случае до приезда Салазара Кроу осталось меньше недели. Ведите себя сносно, и ничего не приключится. А теперь, вас ждёт первое поручение, госпожа Миле, — Алистер встал из-за стола и, явно довольный собой, направился к дверям.
Оливия, стиснув зубы, нарочито медленно брела за ним. Она притворилась, что ей интересно убранство академии. На самом деле, откровенно скучала. Вереница портретов, бюсты известных преподавателей и талантливых выпускников. Временами попадались дешёвые настенные часы. Одни спешили, другие отставали. Девушка фыркнула, подавив сильное желание настроить сбившиеся хронометры.
Но в одной из анфилад Оливия не сдержалась и приложила руку к знакомой гравировке с номером патента. Эти часы не сбоили. Отец делал всё на совесть, именно поэтому его компания была признана лучшей. Хорошую конкуренцию составляли лишь братья Говард и Гордон Кнехт.
Долгие годы два семейства вели непримиримую, но благородную вражду. Она напоминала дуэль по всем правилам. Каждый терпеливо ждал выстрела противника, а затем сам взводил курок. Отец относился к Кнехтам без злобы, а они так же достойно держали удар. В этом был определённый азарт до тех пор, пока оба брата не сорвались на тестовой вагонетке в ущелье.
Декард воспринял трагедию слишком близко к сердцу и одним из первых выразил соболезнование вдове Говарда Кнехта и единственному наследнику юному Ленцу.
В отличие от отца маленькая Оливия не питала тёплых чувств к конкурентам и позволила однажды порадоваться из-за того, что теперь на рынке часов почти не осталось никого кроме Кроу. Декард в тот день впервые накричал на десятилетнюю дочь и выгнал из мастерской. Он почти сразу же пожалел о содеянном, но решил проучить девчонку. Лив позже попросила прощения, однако отношения к соперникам не изменила. Слишком хорошо помнила нервные срывы отца, когда Кнехты удивительным образом умудрялись копировать его идеи. Это до определённого времени оставалось загадкой, пока спустя годы, брат не объявил о желании породниться с именитым семейством, используя младшую сестрицу. Тогда-то у Лив и появились первые подозрения в многолетней связи Салазара с Кнехтами.
Ленц немало изменился с похорон отца и дяди. От прежнего тщедушного мальчишки не осталось и следа. Лёгкая седина на висках, и ожоги, расползающиеся по шее, приводили девиц в восторг. Шрамы богатого наследника стали предметом многочисленных почти легендарных историй. Кто-то твердил, что молодой Кнехт самолично испытывал совершенно новый летательный аппарат, не идущий ни в какое сравнение с медлительными аэростатами. Другие поговаривали, Ленц спас погребённых заживо шахтёров на руднике.
Так или иначе, мужчина медленно, но верно становился кумиром юных особ, а его нежелание вести светскую жизнь только подогревало интерес и служило благоприятной почвой для пересудов. Конкуренцию за женские сердца ему составлял только Салазар Кроу. Впрочем, ничего нового. Всё те же две семьи. Старое соперничество.