В тот раз мальчик заболел. Тяжело и стремительно. Он до потери сознания кашлял и захлёбывался чем-то, раздирающим горло и лёгкие, и лишь какая-то чудовищная тяга к жизни заставляла вновь и вновь выныривать из спасительного забытья. Но это была не вера в Императора, а нечто иное. Желание выжить назло, выжить вопреки, выжить, чтобы потом защищать таких же несчастных, как он сам.
— Это пневмония, Карстен. Ему нужны антибиотики, иначе он не доживёт до вечера, — вкрадчиво повторяла Фланни.
Её рука приятно холодила лоб мальчишки, и будь у него хоть немного сил, потёрся бы об неё, как щенок.
— У тебя диплом доктора?
— Нет.
Голос женщины стал бесцветным. Она знала, что последует за этим вопросом.
— Тогда как ты можешь ставить подобные диагнозы? Или в борделях обучали грамоте? Такие, как ты, умеют только сифилис с гонореей определять, шлюха! — последнее слово Карстен сопроводил пощёчиной.
— Да, мой супруг, я не могу этого знать, — послушно заговорила жена. — Вызовем доктора?
Мальчик не видел лица Фланни. Перед глазами растекались радужные круги, но он знал, женщина улыбается этой самой жуткой улыбкой, и ему впервые стало страшно не за себя, а за опекуна.
Они больше не спорили. Затушили чадящую лампу на прикроватном столике и радужные блики исчезли.
Снова бессвязные картинки в голове и гулкое эхо:
— Именем Императора!
Пятилетний мальчик не знал, что имя может быть таким сильным. Даже императорское. Но оно взяло и в одночасье выбило ударом окованного сапога дверь и забрало всех: маму, папу, старшего брата. В тот день звучало много разных слов, среди которых отчётливо выделялись «измена», «Император», «имя»…
А как, вообще, зовут Императора? Что это за имя такое? Раньше ребёнок наивно полагал, имя — это ласковый шёпот мамы. Имя — это озорство в устах брата, зовущего поиграть. Именем подписывал важные бумаги отец в их маленькой судоходной компании. Но потом имя отняли у ребёнка вместе с семьёй, и подарили кое-что взамен — веру в то, что некоторые имена сильнее других. Некоторые имена калечат и убивают.
— Лис, — ласково позвала Фланни, отгоняя людей в униформе, окруживших кричащего ребёнка. — Я боялась, что опоздала…
— Заткните его кто-нибудь. Раздражает.
— Ты как лисёнок. Маленький и дрожишь.
— Не понимаю, зачем оставлять его в живых? С гнилого дерева — гнилое семя\
Фланни махнула рукой, и холодное дуло револьвера, направленное прямо между серых заплаканных глаз, растворилось и исчезло.
— Я как-то прикармливала одного лисёнка. Он повадился копошиться в мусорных баках зимой и однажды застрял, представляешь? Прямо в топке. Или посадил его кто туда. Не знаю. Когда вытащила бедняжку, он весь был в саже. Я отмыла и подлечила его, но всё равно называла серым лисом.
Тычок в рёбра. Колени больно стукнулись о мостовую.
Фланни погладила ушибленный бок, ноющий фантомной болью, и всё тут же прошло.
Он вырос, стал сильным и смелым, вернулся в лес и обрёл свободу, — женщина с тоской вздохнула, а затем что-то зазвенело и откололось.
— Будет чуточку больно, но ты не шуми, иначе Карстен услышит. Он считает, лишь вера в Императора сможет исцелить твой недуг, — в голосе Фланни звучали опасные ехидные нотки, за которые можно было самой очутиться на морозе без одежды. — Только не кричи, милый. Как не кричал Серый Лис, когда его лапы прикипали к горячей печной заслонке.
Сгиба локтя нежно коснулась смоченная в спирте ватка, а затем тонкая игла нырнула под кожу.
— Не сдавайся, Серый Лис. Выберись из печки.
* * *
— Ну, господин Фланнаган? — губы женщины приподнялись, обнажая звериный оскал. — Что вы скажете на это?
На стол легли свидетельства смерти и газетная вырезка о страшном пожаре, едва не унесшем жизни целого квартала. Лишь благодаря вовремя разбудившему жителей неизвестному мальчишке удалось не дать огню захватить соседние дома.
— Что скажу? — прочистил горло Серый Лис, переворачивая бумаги к себе. — Вполне очевидно, что эти вырезки, госпожа Агата, очень старые. История, изложенная на них, никак не связана ни с вашим обвинением, ни с Императором, ни с культом.
Ищейка улыбнулась.
— Тогда, может, расскажите, где были вы в ночь пожара?
* * *
— Нравится? — Фланни положила ему на кровать самодельную игрушку с двумя колёсами.
— Нравится, — бледные пальцы вцепились в неуклюже собранный пароцикл.
— Повторим, что выучили?
— Во снах моих бродил я долго по раскалённой пустыне, пока не увидел мужчину в блестящих одеждах. Упал я перед Ним на колени и попросил воды.