— Готово! Крепко связала, не сбежит твоя рабыня с того света. Можете брать.
Слуги положили сверток на телегу, запряженную парой комолых волов, взялись за кнуты.
Погребальная повитуха велела Ольвии надеть черное платье и низко, до самых глаз, закутаться в черный платок. Переодевание объяснила так:
— Чтобы душа умершей не узнала тебя во всем черном и не вредила тебе потом… Она подумает, что женщина в черном — это не Ольвия, ее госпожа, а чужачка.
— Милена никогда не будет мне мстить, — сказала Ольвия.
— Таков обычай, — зло проговорила повитуха. — Души мертвых мстительны и опасны. Не убережешься от них — беды потом не оберешься. Все тебе припомнят. А эта, — кивнула она на сверток, — была рабыней, лиха в Скифии натерпелась немало, так что будет мстить.
Ольвия больше ничего не сказала, молча переоделась в черное, низко, до бровей, закуталась в черный платок.
— В зеркало не смотри, — предостерегла погребальная повитуха. — Через зеркало тебя может увидеть душа умершей. И узнает, хоть ты и оделась во все черное.
Ольвии очень хотелось, чтобы на нее хотя бы и через бронзовое зеркало взглянула в последний раз Милена, но погребальная повитуха поторопила ее:
— Быстрее, госпожа, а то на горизонте уже много дыма. Надо отправляться на север, и так замешкались с этой рабыней.
— Гей, рябые, гей!.. — закричали погонщики, щелкая кнутами, повозка заскрипела, и похоронная процессия двинулась.
— Гей, волики, гей! — выкрикивали погонщики и тревожно поглядывали на запад, где вздымались дымы. — Быстрее, рябые, быстрее! А то персы как наскочат, так всем нам придется на тот свет идти.
Ольвия шла за повозкой, а позади нее трое женщин заметали полынными вениками следы от колес и человеческих ног. Это делалось для того, чтобы душа покойной не нашла обратной дороги и не вернулась к живым мстить за рабскую жизнь.
И исчезала старая рабыня из этого мира без следа.
Погонщики покрикивали на волов, женщины шаркали вениками, а высокие деревянные колеса надрывно скрипели, будто хотели спросить: как же так? Прожил человек, и следа от него не останется?
«А ведь когда-то она была юной и красивой девушкой, — думала Ольвия, со смешанным чувством жалости и страха поглядывая на грубый сверток на повозке. — А ведь когда-то она любила, и белый свет был для нее широким, и светлым, и радостным. И солнце ей ласково светило, и думала она, что вечна… Знала ли, что так закончится ее многострадальный путь?..»
Скрипят колеса, покрикивают погонщики, шаркают женщины вениками.
Шаркают, чтобы никакого следа на этой земле не оставила слепая скифская рабыня, которую и за человека-то никто не считал. Да и сейчас не считают, а хоронят так лишь потому, что вдруг этого захотела госпожа. И чем ее так привлекла к себе покойная рабыня? Разве мало у вождя рабов и рабынь? Чего так убиваться из-за какой-то чужачки, безродной и слепой?..
Скрипят колеса…
Шаркают женщины вениками.
И хочется Ольвии крикнуть: не заметайте следа, все равно Милена сюда не вернется. Белый свет был слишком жесток к ней, так зачем же ей сюда возвращаться?..
Остановились у неглубокой и неширокой ямы, кое-как выдолбленной на скорую руку у подножия какого-то древнего скифского кургана. Погонщики взяли за два конца сверток, сняли его с повозки и хотели бросить в яму, но Ольвия так взглянула на них, что они, испугавшись, осторожно опустили сверток на землю. Ольвия постояла над матерью с мгновение и велела опустить тело в яму.
Погонщики осторожно опустили сверток.
— Отойдите! — велела им Ольвия, и они поспешно отошли.
Ольвия опустилась на край ямы, незаметно вытащила из рукава тяжелый мешочек и опустила его в яму.
— Это тебе, мама… чтобы хоть в мире предков ты не знала нужды. Этого золота хватит и тебе, и Ликте. Прощай!..
Она брала пригоршнями сухую комковатую землю, бросала ее в яму, присыпая мешочек, чтобы погонщики его не заметили.
Выпрямилась.
— Засыпайте!.. И насыпьте холмик. Чтобы видно было, где лежит Милена. Когда кончится война, я приду на ее могилу.
Глава пятая
Чубы, что выросли в Персии
«…скифы решили не вступать в открытую битву с персами… Скифы начали медленно отходить, угоняя скот, засыпая колодцы и источники и уничтожая траву на земле. Свое войско они разделили на два отряда [31]. К первому отряду под предводительством царя Скопасиса присоединились савроматы. Отряд этот на случай нападения персов на эту область должен был отходить прямо к реке Танаис, вдоль озера Меотиды. Если же персы повернут назад, то преследовать их… Два других царства — великое царство под властью Иданфирса и третье, царем которого был Таксакис, соединившись в одно войско вместе с гелонами и будинами, должны были также отходить, держась на расстоянии дневного перехода от персов, и таким образом осуществить военный план. Прежде всего нужно было заманить персов в земли тех племен, которые отказались от союза со скифами, чтобы втянуть и их в войну с персами. Если они не пожелали добровольно выступить против персов, то их нужно было заставить воевать против воли…
31
«Свое войско они разделили на два отряда», — так сообщает Геродот. Согласно «Истории Украинской ССР» (том I), скифы разделили свои силы на три отряда, в соответствии с племенным делением. Это больше соответствует истине.