— Теперь поищут... — Губанов озорно блеснул золотистыми зрачками. — Поводит их Иван Васильевич, пока языки не высунут... А нам помудрить надо, как выбраться в порт и не попасть в участок, или печенки отобьют... — Он признательно сказал рулевому и кочегару: — Спасибо, что выручили, ребята. Одному мне от них не ускользнуть бы. Как вас на кладбище занесло?
— Шли мимо, — объяснил рулевой. — Видим, кого-то без попа хоронят, а фараоны сбежались к воротам, как тараканы ночью на камбуз. Мы и пристроились в хвост.
— Не знали, а угадали в самый раз, — прибавил кочегар и поинтересовался: — Должно быть, хороший человек в землю лег, если ты, Федя, такую заупокойную отслужил по нему. Лучше всякого попа.
Губанов печально кивнул:
— Учителем моим был, еще до моря. Вместе на промысле работали: он инструментальщиком, я учеником у него. Не только меня учил, как на жизнь смотреть и своих прав добиваться... — Глухо вымолвил: — Потому и расправились с ним жандармы...
Гордо вскинул голову, повел взглядом по насупленным лицам моряков, чуть покраснел, заметив, с каким любопытством и восхищением смотрит на него маленькая девушка у калитки, уверенно произнес:
— Всех не убить, придет час расплаты, сбудется все, о чем говорил он. Нас больше. Сбудется!..
«...Так вот и познакомились мы с Федей в день похорон рабочего Тучкина, убитого полицией за революционную большевистскую деятельность, — сообщила в своем письме Евгения Дмитриевна Губанова. — Было тогда Феде восемнадцать лет, совсем молодой, а в партии состоял уже два года и проводил активную подпольную работу на промыслах, в порту, на пароходах. Товарищами и учителями его были Тучкин и Вацек... Про Ивана Васильевича Вацека вы, может, слышали: он после революции работал в Москве на ответственном посту и участвовал в съездах партии... Вацек постучал в калитку, — после похорон, когда убегали от городовых, — я открыла и впервые увидела Федю... Взглянула в глаза — и оторваться не могу. Хорошие они у него были, добрые к людям, ласковые, как и сам он... А в следующем, 1908 году мы поженились и прожили неполных двенадцать лет, до того случая, про который вы написали в газете... Все правильно, только прошу вас уточнить и прибавить еще факты...»
БУРЕЙ ПОЛНЫЕ ПАРУСА
...Облака бегут над морем.
Крепнет ветер, зыбь черней,
Будет буря: мы поспорим
И помужествуем с ней.
Теперь надо заглянуть в самую гущу событий грозного 1919 года, в разгар гражданской воины... Когда Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, возникшая из необъятных пространств бывшей Российской империи, изнемогала в боях и разрухе... Когда четырнадцать капиталистических государств послали свои войска в «крестовый поход» против большевиков... Когда интервенты и белогвардейцы захватили весь юг страны, кроме Астрахани, хозяйничали на всем севере от Архангельска до Мурманска, в Сибири и на Дальнем Востоке, в Средней Азии и на Кавказе, наступали на Петроград и Москву... Когда в городах республики почти не было хлеба и топлива... Когда ее заводы, фабрики, электростанции, а зачастую и транспорт стояли без угля и нефти... Когда Владимир Ильич Ленин послал шифрованную телеграмму Реввоенсовету Отдельной XI армии, оборонявшей осажденную Астрахань: «...нужда в нефти отчаянная. Все стремления направьте к быстрейшему получению нефти...»
Этой немногословной телеграммой и началась история ОМЭ — Особой Морской Экспедиции, существовавшей с мая 1919 года до мая 1920 года, то есть в период самых ожесточенных сражений и самых решающих боев гражданской войны.
Подписал задание Ленин
На четвертые сутки после заседания Реввоенсовета XI армии, на котором обсуждалась телеграмма Ленина, точнее, в ночь на 28 апреля 1919 года, руководитель обороны Астрахани Сергей Миронович Киров срочно вызвал к себе двух моряков: каспийского шкипера Любасова и балтийского матроса Ульянцева. Познакомил их друг с другом и полюбовался ими.
Оба они были примерно одного возраста с ним, лет тридцати — тридцати двух, черноусые, коренастые, широкоплечие крепыши с энергичными, хотя и отощавшими на голодном астраханском пайке лицами и с неугасимым огоньком в глазах. Оба, как и сам Киров, прошли хорошую школу в большевистском подполье еще при царизме и оказались в Астрахани по обстоятельствам гражданской войны. Участник Шестого съезда партии и член Всероссийской коллегии по формированию частей Красной Армии, Ульянцев пришел в осажденный город вместе с войсками, отступившими через безводную калмыцкую пустыню после измены командарма Сорокина на Северном Кавказе, и вскоре стал председателем военно-полевого трибунала армии. Шкипер Любасов прорвался в Астрахань через Каспий из Баку, выполняя партийное поручение, на парусном ловецком суденышкерыбнице и застрял в устье Волги до весны. Рыбница, приведенная им, числилась в хозяйстве Поарма — политического отдела армии — и пригодилась в нужный момент. Киров кстати вспомнил о ней на заседании Реввоенсовета, когда обсуждалась телеграмма Ленина, после чего, проверив и подготовив то, что было необходимо, вызвал к себе моряков.