— Изыди, — Сверкнув клыками, заревел Рафен, — Твое проклятое царство ожидает тебя!
— Аааааааа… — Смертельный крик, исходящий из десятка пастей Малфаллакса, оглушал.
— Ты не победил, — плевались некоторые из них, — твоя ярость будет твоим концом…
— Умри, — заорал Рафен, последним окончательным толчком разрезая связь демона с его плотским сосудом. Росчерки шипящей эктоплазмы взорвали тело Штеля, разрывая кровавую дымку воздуха, вспыхивая и исчезая; блестящие лохмотья эфирной варп-материи не могли выдержать даже секунду постоянства человеческой реальности, взрывались и испарялись, с визгом унося ткань разрушенного сознания зверя обратно, в безумие имматериума.
Тело мутанта застыло порошкообразным черным изваянием, поймав копье внутри деформированной статуи. Рафен вырвал копье, и оно разгорелось в его руке, испустив ударную волну жара, который стер пепельный силуэт.
— Подожди, — закричал он, внезапная тень страха накрыла его, но было слишком поздно.
Подобно торнадо из гвоздей, черный пепел взорвался в разные стороны превосходным, концентрическим кругом, каждая крошечная частица загрязненной субстанции несла в себе рожденную в пустоте неприязнь Губительных Сил. Волна безумной ненависти пронеслась через Рафен и подкинула его в воздух. Волна злобы окатила всю площадь, касаясь каждого Кровавого Ангела на поверхности Сабиена, вырывая из них тонких слой человечности, портя космодесантников. Благородные черты и высшая честь Сынов Сангвиния улетучилась перед безумием, которое превратило их всех в зверей. Эхом разнесся смех Малфаллакса, когда его смертельное проклятье выявило безумие Недостатка во врагах и воины пали перед ужасной хваткой красной жажды.
ЭТО БЫЛО не сражение, это была бойня.
Среди бури дождя и раскатов грома, воины умирали десятками от безумства Кровавых Ангелов. Все еще бьющиеся сердца вырывались из груди воинов-илотов и давились как созревшие фрукты, нектар из тяжелой, артериальной крови истекал в раскрытые, голодные рты. Кровавые Ангелы выгрызали глотки трупов, темно-красные клыки захватывали подбородки и шеи, лая и рыча друг на друга подобно шакалам, дерущимся за свежую падаль. Озера жизненной жидкости вытекали на площадь, обогащая влажный воздух своим ржавым, металлическим запахом. Кровь, кровь и кровь; и не было ей конца, потоки густой красной жидкости выравнивали грязь у ног сражающихся. Неправедные воины-рабы были не единственными кто пал перед яростью сошедших с ума Астартес; Несущие Слово шокировано умолкли, прекратив свое нечестивое веселье, когда Сыны Сангвиния, отбросив все предосторожности волнами обрушились на них. Благословенные Лоргаром столкнулись с врагом, который сейчас мало чем отличался от неистовства природы, с живой, дышащей бурей из воинов без страха и сожаления. Кровавые Ангелы были берсеркерами, духами алого уничтожения, которые не щадили и не просили пощады.
Магистр войны вгонял адские болты в тела, впавших в ярость Астартес в красной броне, но снаряды с черепами на конце мало что могли сделать с обезумевшим приливом. Кровавые Ангелы с оторванными конечностями и вырванными кусками плоти продолжали реветь в безумстве боя, свет человечности внутри них погас из-за прощального подарка Малфаллакса, из-за губительной волны ненависти. Принц-колдун Хелики видел такое поведение на поле боя и раньше, но ни разу от человеческих врагов. Во время набегов и вылазок в Глаз Ужаса, где Несущие Слово сталкивались с другими последователями пути восьмиконечной звезды, Гаранд был проклят неудачей сражаться рядом с Пожирателями Миров. Безумцы в культуре психотиков, банды берсеркеров, убивающие как союзников, так и врагов в их бесконечной жажде возложить черепа к Трону Черепов Бога Крови. Магистр войны видел тут и там такой же характер безумия среди легиона Астартес, разгул резни ради резни.
— Они дерутся как сам Кхорн, — проскрежетал один из лейтенантов Гаранда, — я никогда не видел ничего подобного…
— Я видел, — сплюнул Гаранд и зарычал от гнева, — варп побери эти испорченные интриги. Этот демон-ублюдок сбежал с поля боя.
Гимны из Нечестивых Книг превратились в булькающие крики, когда дикая атака Кровавых Ангелов коснулась рядов Несущих Слово и начали разрываться шеи. Гаранд в ярости наблюдал как отделение, лично выбранных им новичков, умирает от прилива красной брони, падая подобно срубленным деревьям.
— Лорд. Лорд! — Кричал голос и он взглянул вниз со своей выгодной позиции на боевого жреца, пробивающегося к нему через схватку.
— Лорд, завеса закрылась для нас!
В своей ярости Гаранд сграбастал Несущего Слово и поднял его до уровня глаз.
— Говори проще, идиот.
Десантник корчился в его руках.
— Наши призванные существа закончились, Лорд. Все демоноформы, которых мы призвали для битвы, упали замертво.
— Малфаллакс. — Гаранд отпустил боевого жреца, проклиная имя Лорда Изменений снова и снова. — Этот тлетворный дух. Это его рук дело!
— Но как? — Потребовал ответа лейтенант. Гаранд махнул рукой вокруг.
— Он вытянул свою сущность, когда тело-хост было уничтожено и вместе с ней всю варп-материю с поля боя. Ничего не осталось. Мы попали в штиль, потеряны для дуновения эмпирей.
Он отпихнул военного жреца в сторону и ухватился за своего лейтенанта.
— Наша битва здесь окончена. Собираемся. Собираемся!
— Лорды, вы же не имеете в виду…
— Отступление? — Слово прогремело, сорвавшись с его губ. — Безумцев не остановить нашей группой, идиот.
Он сорвал жезл маяка телепорта с ремня десантника.
— Мы уходим.
— Нет, — пробормотал военный жрец, его пыл взял вверх над благоразумием, — всегда вперед, ни шагу назад! Это кодекс Несущих Слово. Мы не отступаем.
Гаранд зверски ударил его и откинул в сторону.
— Дурак! Оставь этих уродов самих себе и кого они будут убивать? Друг друга.
— Нет…
Магистр войны вдавил активационный глиф и почувствовал, как к нему протянулось теплое покалывание телепортеров "Мизерикордии". Его последним деянием на Сабиене был выстрел в ногу военного жерца, он оставил его там для безумцев; достаточное наказание для того, кто осмелился перечить Принцу-колдуну.
МЕФИСТОН не заметил исчезновение Несущих Слово. Некоторые, кто был ранен или не был слишком быстр, чтоб добежать до пылающих пузырей телепортационных полей, умерли, как только развернулись спиной к Кровавым Ангелам, их плоть и броня присоединилась к бесконечной кашице из трупов, которые замусорили разрушенную поверхность. Возможно, в каком-то далеком уголке его черной как ночь души, в Мефистоне еще оставалась часть воина, который когда-то был братом Калистаром. Этот крошечный фрагмент здравого разума кричал и вопил, чтоб уменьшить красную жажду, отчаянно пытался и терпел неудачу остановить головокружительный бег Мефистона в объятья черной ярости.
На Армагеддоне, Повелитель Смерти трансформировался после семи дней и семи ночей борьбы с генным проклятьем, но теперь даже его стальную волю захватила и поймала буря кровавой жажды, которая наполнила его душу. Он не осознавал раскаленного оружия в своих руках, только то, что он мог убивать и убивать и убивать с его помощью, неостановимый и разъяренный их триумфом.
— Мефистон!
Это имя ничего не значило для него; теперь у него не было личности, только всепоглощающая ненависть.
— Мефистон, внемли мне. Отринь темноту.
Красные очертания появились в его размытом взоре.
— Отринь ее!
С несвязным завыванием Мефистон опустил свой силовой меч на очертания человека, видя только пульсирующую плоть и слыша только стук теплого сердца внутри. Мыслеклинок Витарус встретился с жезлом из золотого света и намертво встал, мощь удара сотрясла Повелителя Смерти до самых пяток. Сверкнули клыки, Мефистон надавил на сияющую рукоять и впервые увидел, кто осмелился бросить ему вызов.
Рафен держал поперек Святое копье, мерцающее искры появились там, где скоблил меч Мефистона. Зазубренный кончик клинка был у шеи Рафена и он почувствовал ледяной холод прикосновения кристаллинового лезвия к коже и порез. Кровь десантника потекла по ключице и блеснула на кончике меча.