Я успел подумать, что в некотором смысле, весь набор моих решений, накопленный к каждому текущему моменту, — это моя ответственность за судьбу моих будущих альтернативных «Я», но…
Цена полноты
…но ведь не было никакой ответственности!
Ответственность имеет смысл лишь там, где существует единственность прошлого и окончательность выбора. Только тогда каждый выбор приобретает подлинный вес и ценность: окончательное решение порождает полный спектр последствий — как возникших, так и безвозвратно утраченных. И лишь единственное прошлое позволяет эти последствия осмыслить.
В моем же случае, когда все выборы существовали равноправно, я столкнулся с горькой иронией. С каким бы трепетом я ни относился к поиску решения, за тончайшей гранью моей реальности всегда существовал другой «Я», который сделал иной выбор. Просто потому, что этого не могло не произойти.
Каждый отдельный Созерцатель, как бы сильно он ни чувствовал ответственность за свою судьбу, как бы истово ни верил, что оказался в конкретной точке своей траектории только благодаря своим решениям, на самом деле получал эту траекторию абсолютно случайно! Здесь, в мире субъективного восприятия, случайность наносила неожиданный контрудар тотальному детерминизму Омниверса.
Я был готов смириться с этим. Строгая категоричность моего принципа констатации, хотя и была поколеблена, всё же смогла убедить меня, что перед собой я вижу очередной феномен всеобщей реальности, и каждый обитатель Омниверса вынужден принимать его в своем субъективном мире как данность.
Но Омниверс приготовил куда более мрачный сюрприз.
В нём существовали не только награды без заслуг, но и наказания без вины. Я и раньше допускал, что Омниверс не исключает миров, где есть боль, страх и отчаяние. В конце концов, мой собственный мир был именно таким. Ужас заключался в том, что в нём неизбежно должны быть миры, в которых, кроме боли, страха и отчаяния, — нет вообще ничего! Миры, буквально созданные для страдания, сотканные из скорби, пронизанные безысходностью.
И эти миры были не так уж далеки от меня самого. Не нужно было придумывать слишком экзотических допущений, чтобы представить бесчисленные альтернативы моей собственной истории, уводящие во множество крайне ужасающих миров. И я ни одним своим решением не мог предотвратить возможность их появления. Каким бы благоразумным ни было мое «Я», накопившее вектор движения к текущему моменту (что исключало некоторые неприятные возможности будущего), далеко в прошлом было предостаточно менее опытных «Я», чьи потомки могли оказаться во всех мыслимых мной бедствиях, и в еще большем количестве немыслимых.
Возможность страдания следовало признать неизбежной. На всех тех путях, по которым я не пошёл, существовали другие «Я», и многие из них — на самом деле, бесчисленное множество, — страдали. И я не мог гарантировать, что сам не нахожусь уже на одном из таких путей; что впереди нет внезапного и жестокого виража, который вбросит меня в жуткий кошмар.
От этой мысли я не мог отмахнуться. Касаясь лично меня, она переставала быть просто абстракцией. Я не мог убедить себя, что это всего лишь одно из явлений, как свет или тепло. Боль и страх не были похожи на свет. Они были частью меня в каждом из миллиардов миров и альтернатив.
Я осознавал себя, и само это осознание давало мне способность чувствовать боль. Я понял, что страдание — это не просто закон физики. Это уникальное и страшное свойство, которое может родиться только там, где есть сознание. Боль — это не то, что происходит с камнем. Боль — это то, что переживает живое существо.
Будучи субъективным, страдание не было ни выдумкой, ни иллюзией. И как раз в этом случае принцип констатации требовал признать его реальностью.
Тень Омниверса
Реальность страдания была непреложной, и поскольку я был бессилен что-либо изменить, мне оставалось лишь одно: осмыслить её природу в контексте Омниверса.
Поразительно, но страдание не являлось намеренным. Омниверс не был злым. Он не имел воли, не делал выборов, не выносил суждений. Он просто был. И в нём было всё, что может быть, — в том числе и страдание.
В этом заключался самый страшный парадокс. Мой Омниверс, эта величественная, простая в своей сути реальность, которая породила самые изящные законы и самую невероятную красоту, был при этом и абсолютно равнодушен. Он не был злым, но и не был добрым. Он просто существовал, порождая как величайшую красоту, так и невыносимую боль.