Выбрать главу

Давайте не станем забывать столь быстро забываемое нами прошлое. Надо принять во внимание и то, что всенародное голосование будет гораздо демократичнее при многопартийной системе, а пока, по моему убеждению, логика перестройки торопит, подталкивает нас. В сущности, борьба между силами, твердо стоящими на позициях перестройки, и антисилами вошла в решающую фазу, она далеко не окончена, и этот фактор должен быть ответственно нами взвешен.

Говорят о нежелательности совмещения должностей. Вопрос здесь есть. Но стоит ли нам сегодня вставать на путь противостояний, каких-то подозрений, особенно в условиях необходимости объединения здоровых сил общества в целях его перехода в новое качество? Кроме того, Генеральному секретарю надо отчитаться на предстоящем съезде о своей работе.

Далее. Не будем играть в прятки: сегодня идет речь об избрании Президентом страны конкретного лидера — Михаила Сергеевича Горбачева. Кажется, с этим согласны почти все. Тогда по какой же шкале справедливости и нравственности мы сегодня сначала как бы примеряем эту тяжелейшую „шапку Мономаха“, а потом хотим ее засунуть в пыльный чулан? Дважды умереть и дважды родиться нельзя».

Горбачева избрали. За него проголосовало 59,2 процента депутатов от списочного состава съезда. Не скрою, я был рад свершившемуся. Да и сам Михаил Сергеевич, пожалуй, впервые впал в легкую сентиментальность — он пригласил меня и Болдина на частный ужин в Кремле, во время которого вел себя предельно раскованно и не скрывал своей радости. Даже благодарил за помощь, что делал крайне редко. Видно было, что эта победа внутренне далась ему нелегко. На ужине была и Раиса Максимовна.

Встал вопрос об избрании Председателя Верховного Совета СССР. В перерыве, перед тем как началось выдвижение кандидатов, ко мне подошел Сергей Станкевич и сообщил, что на этот пост будет выдвинута и моя кандидатура. Как сказал Станкевич, избрание гарантировано. Меня поддержат межрегиональная группа и большинство депутатов из союзных республик. Я попросил Станкевича не делать этого, поскольку Горбачев твердо стоит за Лукьянова.

Ох уж эта лояльность! Быть может, история пошла бы по другому руслу, если бы я не впал в этакое меланхолическое благородство. По крайней мере, мятежей, подобных августовскому, и в помине бы не было. Но тогда мне не хотелось влезать в эту кашу. В стране столкнулись тысячи интересов, и надо было иметь не нервы, а веревки, чтобы выдержать обжигающие волны эмоций, амбиций, демагогии, горлопанства. Я пошел к Горбачеву посоветоваться, рассказал ему о ситуации. Михаил Сергеевич посмотрел на меня подозрительно. Тогда я сказал ему, что сейчас уйду со съезда, сказавшись больным. Он одобрил…

Я уехал. И все равно на заседании была выдвинута, среди многих других, и моя кандидатура. Когда началось обсуждение кандидатур, то председательствующий сообщил, что Яковлев приболел и попросил разрешения уйти со съезда. В это, видимо, не поверили, поручили Примакову связаться со мной и выяснить мое настроение. Примаков позвонил мне и в полушутливой форме спросил:

— Значит, ты не хочешь быть Председателем Верховного Совета?

— Нет, не хочу.

— Правильно, я тоже отвел свою кандидатуру.

Председательствующий сообщил съезду о моей благодарности за доверие и об отказе баллотироваться на эту должность. Все это происходило 15 марта 1990 года.

Председателем Верховного Совета СССР избрали Анатолия Лукьянова. Как показало дальнейшее развитие, это было серьезным поражением демократических сил. Пророков в стране не оказалось, а дураков — в избытке. Только потомки верят мыслителям, современники упиваются речами демагогов.

Тем временем одни волнения кончились, начались другие. Впереди маячил XXVIII съезд партии. О его подготовке и самом съезде я расскажу отдельно в главе «Последний съезд КПСС». А тут и Вильнюс. Настроение было ужасное. Власть агонизировала. Я почувствовал, что уже не нужен Горбачеву. Он стал президентом и, по примеру всех своих предшественников, формировал новую команду. Чтобы облегчить ему принятие решений, я написал записку, в которой содержались, в частности, следующие предложения:

«Обдумывая наш последний разговор, я все больше утверждаюсь в мысли, что при Президенте СССР (с непосредственным выходом на группу советников) должен действовать современный научный центр гуманитарных исследований. Как я Вам уже говорил, такой центр крайне важен для проведения постоянной аналитической и прогностической работы, в необходимых случаях — строго конфиденциальной, в интересах института президентства.