Гарри достал из кармана воспоминание и положил его перед собой. Флакон безобидно отражал свет в кабинете. Ничем не примечательный, он все равно притягивал к себе взгляд.
В дверь постучали, Гарри пришлось убеждать коллегу в том, что он не голоден, хотя в животе урчало. Сжевав зачерствевший кусок хлеба, глотнув остывшего чаю, он спрятал воспоминание в карман и пошел обратно.
— О, Поттер! — радостно воскликнул мистер Праудфут, недавно назначенный главой Аврората.
— Добрый день, мистер Праудфут, — ответил Гарри и собирался после краткого рукопожатия ускользнуть дальше, но начальник вцепился в него неожиданно сильной хваткой.
— О, узнаю блеск в глазах! — воскликнул он.
— Простите, сэр? Блеск в глазах? — удивился Гарри, уверенный, что его глаза перестали блестеть восемь лет назад во время трехдневной засады, устроенной для поимки пары оборотней.
— Вы напали на след? Из «Пророка» снова прислали сову, они хотят первыми узнать все детали, но если тебе нужно время я, разумеется, скажу им, чтоб не гнали коней.
— Да, сэр, спасибо, — ответил Гарри, пытаясь вырваться из захвата.
— Зайдешь вечером к нам с Мейбл? Будет курочка!
— Звучит заманчиво, сэр, но мне нужно работать, — вежливо ответил Гарри, дергая руку. Праудфут ловко не замечал его попыток.
— Я обещал внучке, что добуду твой автограф из первых рук! Она поступила на Гриффиндор. Такая славная!
— Да, сэр, отлично, автограф, само собой, — согласился Гарри.
— Я занесу тебе карточку?
— Карточку, сэр?
— Карточку из шоколадных лягушек!
— Оу, — понял Гарри, прекратив попытки.
— Ей попалась карточка с Дамблдором, и она мечтает, что ты подпишешь ее.
— Я? Причем здесь я? Мы ведь даже не родственники.
— Ну… вас многое связывает, — замялся Праудфут. — Видишь ли… я, можно сказать, приложил руку к этой истории. Девочке ведь нужны герои, так?
— Ах, вот вы о чем! — воскликнул Гарри, чувствуя, что только иронией, смехом и добродушием сможет растопить мертвую хватку начальника. — Да, конечно, сэр! Принесите лягушку. Вернее карточку. Я подпишу ее.
— Значит, договорились, — с облегчением ответил Праудфут и, наконец, выпустил Гарри.
По дороге в Отдел Тайн Гарри чувствовал себя так паршиво, словно его облили помоями. Подписывать карточку с Дамблдором? Мерлин, о чем они думают? Дамблдор попал на эти дурацкие карточки еще при жизни. Гарри отлично помнил свою первую карточку — волшебника, который ненадолго задержался на ней, а потом исчез. И теперь нужно подписать такую же для внучки Праудфута?
— Ну, по крайней мере, он не заставляет тебя облизывать башмаки и не бьет невидимым кнутом, — сказал Гарри, ныряя в хранилище воспоминаний.
Он снова проверил, что никто, кроме него, не бродит по коридорам, и вернулся к нужной полке. Рядом с показаниями Люциуса было несколько коротких воспоминаний Нарциссы. Гарри взял одно наугад, вылил в Омут, нырнул, но попал на пышный банкет, где за столом сидели родственники Люциуса и Нарциссы. Тома Риддла среди приглашенных не было, и Гарри тут же вышел из воспоминания.
Поставив флакон на полку, он снова закурил и снова наткнулся на «временно изъятое» воспоминание, которое носил в кармане. Что если в нем было больше важных деталей, которые Гарри не успел понять, потому что был слишком поражен жестокостью происходящего?
Выбросив окурок, он подошел к Омуту, вылил заветное воспоминание и нырнул в него.
Знакомая комната ничуть не изменилась. С чего бы? Воспоминание навеки застыло внутри флакона.
— Я высоко ценю твои таланты, Люциус, но ты позволяешь себе слишком много. К сожалению, мне придется преподать тебе урок. Надеюсь, ты усвоишь его с первого раза, — сказал Риддл.
Гарри встал рядом с ним, глядя на задравшего голову Малфоя. Теперь, зная, чем закончится пытка, он пытался запомнить мелочи, которые мог упустить при первом просмотре воспоминания.
Люциус уже сжимал палочку в руке, то есть догадывался, что ситуация может дойти до дуэли. На что он рассчитывал? Победить Риддла один на один? Гарри усмехнулся. Даже Дамблдору не под силу было сделать это на протяжении обеих войн. Единственным, кто смог противостоять Риддлу, оказался маленький мальчик, которого защитила древняя магия, возникшая после жертвы матери.
Однако Малфой не казался безумным. Он смотрел с вызовом, гордо, но без отчаяния. Возможно, в его мире, из которого он пришел в эту комнату, вопросы привыкли решать цивилизованными методами. Да, похоже на то. Он ожидал, что даже если дело дойдет до дуэли, Риддл использует самые обычные заклинания, которые проходили в Хогвартсе. Наверняка, слизеринцы развлекались дуэлями, и так же наверняка никто не мог позволить себе выбить дурь из юного Малфоя, опасаясь проблем с его семейкой. Люциус привык, что дуэль — это понарошку.
Среди авроров тоже случались шуточные потасовки. В первый год старшие коллеги развлекались, выхватывая у него палочку во время операций. Никогда, впрочем, этого не случалось, если угрожала серьезная опасность. Так, пустяки. Дать фору пьяному дебоширу, чтобы посмотреть, как выкрутится Мальчик-который-выжил. Они даже придумали этому развлечению название: «Выживет ли мальчик?». Потом после операции кто-нибудь проставлялся ему в пабе и все смеялись, а уже через год Гарри точно так же издевался над новичками. Никто в Аврорате не стал бы использовать ничего серьезнее Экспеллиармус против коллеги. В Хогвартсе было так же. Малфой привык к безопасности и ждал, что при худшем раскладе его унизят, выхватив палочку. О, ему предстояло понять, как жестоко он ошибается.
Гарри пожалел, что не может промотать воспоминание, как фильм, чтобы добраться до следующего важного отрывка. Он с нетерпением смотрел на то, как Люциус падает на пол от проклятья обездвиживания.
— Да пошел ты, ублюдок, — теперь эти слова звучали для Гарри по-новому.
Малфой говорил их вовсе не из-за того, что готов был терпеть любые пытки, он решил, что уже прошел тест, сдал выпускной экзамен перед самозванным Темным Лордом. Круциатус было для него наивысшим испытанием, которое он преодолел, не сломался.
— Каким наивным ты был, — сказал ему Гарри и продолжил наблюдать за пыткой.
С выдержкой у Люциуса были большие проблемы. Интересно, сколько могла выдержать Беллатриса под пытками? Когда-то у Гарри была возможность выяснить, но он не смог. С тех пор ему ни разу не доводилось использовать Круциатус. В пабе коллеги порой травили байки про то, как расшвыривались Непростительными направо и налево, но он не верил им. После войны в Аврорате не осталось тех, кто был способен на такое. Со смертью Муди, после того, как Бруствер стал Министром, все изменилось навсегда.
— Ты вообразил себе, что мы равны, Люциус, — во второй раз за день сказал Риддл, обращаясь к Малфою. Гарри поймал себя на мысли, что думал о том же несколько секунд назад. О том, что Люциус рассчитывает противостоять Тому на равных.
Таких, как Волдеморт, в книжках по истории можно было сосчитать по пальцам. Поднявшихся из грязи волшебников, которые подмяли под себя мерзавцев разных мастей и указали им цель.
Несколько следующих минут Гарри следил за движениями Риддла, шагая след в след, пытаясь понять, что происходило в извращенном мозгу волшебника, способного на такую жестокость.
Когда из носа Малфоя потекла кровь, Риддл довольно усмехнулся, но тут же спрятал усмешку, придав лицу почти безразличное выражение. Даже когда Малфой валялся у его ног, хрипя и вымаливая прощение, он оставался спокойным. От этого спокойствия и уверенности Гарри почувствовал пробежавшие по спине мурашки. Словно он присутствовал не в комнате пыток, а в кабинете колдомедика, который занимался лечением сложного случая. Иногда приходится причинить боль, чтобы вправить сустав или вырастить новые кости. Гарри как никто знал об этом, потому что бросил квиддич всего пять лет назад, когда стало ясно, что даже любительские матчи плохо соотносятся с ненормированным графиком работы в Аврорате. Он знал, что боль не равна злу, боль может быть полезной, и здесь, в комнате, он был уверен в том, что Том проводит сложную операцию, результатом которой должно стать избавление от ненужных ему качеств в личности другого человека.