Он с отвращением бросил телетайпный листок на стол.
— Мы определенно должны принимать все это во внимание.
— Но это не может служить оправданием того, что Мацек с ней сделал, — возразил Брэди. — Несмотря ни на что, она все-таки маленькая испуганная девочка.
— Тишина и покой — вот что мне теперь нужно, — заявил Миллер. Он зевнул и потянулся за сигаретой. Но пачка оказалась пустой, и он со вздохом смял ее. — Господи, какая длинная ночь!
Брэди согласно кивнул, раскуривая трубку:
— Ну теперь уже немного осталось.
Открылась дверь, и в сопровождении молодого констебля, проходившего испытательный срок, вошел Мацек. Поляк плюхнулся на один из жестких деревянных стульев у стола, а Миллер обратился к молодому констеблю:
— Мне бы чайку и пачку сигарет. Не посмотрите ли, что там есть у нас в буфете?
Молодой констебль поспешно пошел выполнять просьбу, он считал Миллера своим кумиром. Еще бы, Ник Миллер! У него юридическая степень, и он всего за пять лет службы сумел стать сержантом. Говорили, бизнес его брата позволял ему вести такой образ жизни, какой другим полицейским офицерам и не снился, а он — тут.
Как только дверь закрылась, Миллер обернулся к Мацеку:
— Ну теперь ты, подонок. Приступим к делу.
— А мне нечего сказать, — тупо ответил Мацек.
Брэди резко рассмеялся, и наступила тишина.
Мацек украдкой взглянул на Миллера, который внимательно рассматривал ногти, а потом с безнадежностью признался:
— Ну хорошо, я ее немного стукнул. Проклятая маленькая шлюха. Сама напросилась.
— Почему стукнул? — требовательно спросил Брэди.
— Я взял ее в свой дом, — ответил Мацек. — Дал ей кров и еду, дал все лучшее, что имел. И застукал ее, когда она в два часа ночи обшаривала мой бумажник, забирая часы и все ценное, что попадало ей под руку. И что бы вы сделали на моем месте?
Он выглядел искренне обиженным, и Миллер взял в руки заявление девушки.
— Она утверждает здесь, что вы жили вместе целых пять недель.
Мацек с готовностью кивнул:
— Я же дал ей все лучшее, что имел.
— А как насчет мужчин?
— Каких мужчин?
— Тех самых, которых ты приводил к себе каждую ночь. Мужчин, которые звонили, когда им требовалась женщина.
— Извините меня, — возмутился Мацек. — Разве я похож на сводника?
— Не вынуждай меня отвечать на этот вопрос, — напрягся Миллер. — Ты последние две недели держал девушку под замком. Когда она больше не выдержала, ты избил ее и вышвырнул вон.
— Попробуйте доказать.
— А мне и не надо доказывать. Ты же сказал, что жил с ней как муж с женой.
— Ну и что из этого? У нас ведь свободная страна.
— Но ей только пятнадцать.
Лицо Мацека сразу же стало серым.
— Не может быть.
— Да нет, так и есть. У меня ее личная карточка.
Мацек в отчаянии повернулся к Брэди:
— Но она не сказала мне.
— Какой жестокий мир, правда, Мацек? — усмехнулся Брэди.
Но поляк уже сумел обрести самообладание.
— Требую адвоката.
— Собираешься сделать заявление? — спросил Миллер.
Мацек зло посмотрел на него через стол:
— Вы что, обалдели?
Миллер кивнул:
— Отлично. Джек, забирайте его вниз и оформляйте. Запишите ему похищение несовершеннолетней и изнасилование. Если нам немного повезет, он загремит на семь лет.
Мацек сидел и с ужасом смотрел на него, но тут на его плечи опустилась железная рука Брэди и сдернула его со стула.
— Ну, пошел, ты!
Мацек заплетающимися ногами вышел из комнаты, а Миллер повернулся к окну и приоткрыл штору. Дождь струился по стеклу, и вдали сквозь серое небо пробивались первые лучи утреннего света. Сзади открылась дверь и появился молодой практикант с подносом, на котором стоял стакан чаю и лежала пачка сигарет.
— За все шесть шиллингов, сержант.
Миллер заплатил ему и сунул сигареты в карман.
— Я раздумал пить чай. Выпейте сами. Я пошел домой. Скажите констеблю Брэди, что позвоню ему во второй половине дня.
Он прошел по тихому коридору, спустился на три марша мраморной лестницы и вышел через качающиеся двери подъезда Таун-Холла. Его машина, зеленый «мини-купер», припаркованная у подножия лестницы, сверкала под дождем вместе с несколькими другими. Он немного задержался около нее, чтобы закурить сигарету.
Было ровно пять тридцать, и улицы в это серое утро казались непривычно пустынными. Самое разумное — сесть в машину, приехать домой и лечь в постель, но он испытывал какое-то беспокойство. Будто бы лежащий перед ним город ждал его. И, поддавшись этому странному порыву, он, чтобы защититься от дождя, поднял воротник своего темно-синего шведского пальто военного покроя и начал пересекать площадь.