- Билл! - сказал он взволнованно. - Извини меня, но я понятия не имел, что ты придаешь этому такое значение.
- Ну, ладно, ладно!
- Я уже забыл, как чувствует себя человек в первую минуту, когда становится подлецом, - продолжал Пол, - но еще не освоился с этим состоянием. Зови этого попа и скажи ему, что все в порядке. Пусть дьявол заберет все это! Я готов подтвердить твои показания. Считай меня раскаявшимся грешником.
Я чувствовал, что он говорит искренне. Мое старое чувство симпатии к нему воротилось с удвоенной силой, но одновременно перед моими глазами неотрывно стояла вся ирония моего положения.
- К сожалению, для этого уже слишком поздно, - сказал я. - Если говорить о Трэнте, то в его глазах я как свидетель уже покойник. Даже если ты повторишь ему все слово в слово, он все равно тебе не поверит! Разве что сделает пометку на полях дела, что ты человек с чувствительным сердцем, который готов сделать все для своего спятившего друга. И это вовсе не мое личное предположение - он сам мне это сказал, причем в самых недвусмысленных выражениях. Так что нет смысла идти на это.
По лицу Пола было видно, что он почувствовал облегчение.
- Ну что ж, в таком случае… - Он улыбнулся с необычным для него смущением. - В таком случае раб, пожалуй, вернется на плантацию, а?
- Иди.
- Ну, тогда будь здоров, Билл. Успешного тебе самоубийства!
Пол быстро вышел из комнаты, и я услышал его удаляющиеся шаги в коридоре.
Я сел на кровать и закурил. Я не ощущал злости ни к Полу, ни к Трэнту, ни даже к самому себе. Более того, теперь я мог взглянуть на эти невероятные события с холодной объективностью. Пугающе ясно видел я теперь все перипетии жизни, какую до сих пор вел я, вел Пол, вел Дейвид Маннерс - каждый, придавленный деспотизмом Си Джей. И почувствовал, что больше так жить не хочу.
Еще недавно я приветствовал бы такой оборот дела как благословение. Даже полиция советовала мне отступить и укрыться в безопасной норке. Меня пожурили, но мне ничего не грозило. Да, я должен признать, что был такой период, когда я услужливо поспешил бы последовать этому совету. Но теперь я не хотел так поступать!
И дело тут было не в Анжелике. Мне было жаль ее только потому, что она, не будучи виновной, оказалась затянутой в очень скверное дело. А в остальном я был к ней равнодушен. Все это я сделал только ради самого себя. Я припомнил как сквозь туман, что Анжелика сказала мне что-то в этом смысле, а я ее высмеял. Однако это почему-то зацепилось в моей памяти. Если жизнь не сможет ничему научить человека, то лучше бы ему не жить совсем. Так вот, в течение нескольких последних очень тяжелых дней жизнь, наконец, чему-то научила меня. Теперь, например, я знал, что не хочу быть вице-председателем по делам рекламы, потому что Си Джей одарил меня этой должностью в награду за самую большую ложь в моей жизни. Я не хотел принимать любовь Бетси, если она будет опираться на ложь. Я не хотел, чтобы Рики прятался в таком зловонном убежище, каким стал теперь мой дом. Я не хотел быть ни Дейвидом Маннерсом, ни Элен Ходжкинс, ни, наконец, Полом Фаулером.
Коль скоро судьбой было предопределено, что на каком-то этапе я смог взглянуть на себя объективно, я знал, что теперь для меня возможен лишь один путь: работать локтями и выкрикивать во весь голос правду, чтобы в конце концов люди - хотя бы потому, что они устанут и им надоест слушать меня, - мне поверят. Я четко знал, как буду поступать дальше. Прежде всего я должен отказаться от всего, на что не имел права и что к тому же теперь совершенно не представляло для меня интереса. Я пойду к Си Джей и заявлю ему, что обманул его и намерен публично признаться в этом. Затем я откажусь от занимаемого поста и расскажу все Бетси. Если она оставит меня, то ничего не поделаешь… Тогда я останусь один. Теперь, когда я видел все ясно, а не в кривом зеркале, я был почти уверен, что Бетси меня не оставит. Если она действительно такая, какой я ее считаю, она поймет меня, поймет, что только спасая любой ценой Анжелику, я смогу вновь обрести порядочность, смогу быть достойным ее, Бетси, мужем. А потом, когда я закончу все это, мы сможем жить, основываясь на честных принципах. Я найду себе где-нибудь работу, подальше от развращающих милостей Си Джей. Мы начнем новую, честную жизнь.
Я взглянул на часы. Было только три тридцать. Наверное, я еще застану Си Джей в его офисе. Если я хочу что-то предпринять, я должен действовать быстро.
В кабинете Си Джей я провел целый час. Впрочем, он уже все знал от Элен. Я мог бы догадаться, что она немедленно, как только я выйду, бросится к телефону, чтобы доказать Си Джей, что в ее лице он имеет самую покорную, самую верную, самую преданную рабыню на свете.