Кто-то с ней разговаривал. Возможно, это галлюцинации.
– Как же ты замёрзла. Разве можно быть такой беспечной? В такой мороз ходить без штанов и тёплой одежды, немыслимо. Отхлестать бы тебя по жопе, как следует, чтобы неповадно было. А если бы я не вышел на балкон покурить, если бы не заметил, как ты корчишься в снегу? Дура, какая же ты дура, девочка. Ничего, потерпи, сейчас я тебя отогрею.
Лариса приоткрыла глаза. Лежать на плече гиганта было ужасно больно, застывшие члены зудели, но дать отпор насильнику не было сил.
В глазах мелькали пролёты и ступеньки. Посетила нелепая мысль, что сейчас он начнёт её расчленять или насиловать.
– Уж лучше насиловать, – подумала Лариса и отключилась.
Очнулась, лёжа ничком на кровати. Кто-то сильный очень больно тёр спину и ягодицы.
– Ну, слава богу. Я уж думал, что хана тебе, подруга. Ты была совсем синяя. Я в своё время скитался по северам, ездил на заработки, десятки раз видел замёрзших насмерть людей. Это страшное зрелище. Спасибо, что живая, – говорил незнакомый мужчина со слезой в голосе, – Я готов тебя расцеловать. Куда угодно расцеловать. Сейчас приготовлю крепкий чай с самогоном. У меня есть немного. Ты как, помнишь чего-нибудь или нет?
Было больно. Спазмы в руках и ногах отдавались в мозгу, терзали тело. Было единственное желание, чтобы отстали, дали досмотреть прекрасное видение: море, солнце, прибой, зной.
Мужчина нагло целовал лицо, лапал голое тело. Лариса поняла по ощущениям, негодяй раздел её донага.
Она предприняла неудачную попытку закричать. Насильник заткнул рот поцелуем, оросил лицо слезами.
– Милая девочка. Я так рад, что ты очнулась. Ничего. Сейчас выпьешь ёрш, поспишь, а я сбегаю в аптеку, куплю антибиотики. Ты меня слышишь? Я не дам тебе пропасть.
Лариса мотнула головой, интуитивно уловив, что расчленять и насиловать её не собираются.
Мужчина растирал её надетыми на руки шерстяными носками грубой вязки, очень больно. Но это уже было не важно, как и то, что лежала перед ним в одежде первобытной Евы.
Всё теперь было безразлично, кроме того, что она чувствовала боль, значит, была не на том, а на этом свете. Сознание ликовало.
Спустя год или немногим больше они сидели в его уютной квартире, обихоженной женскими руками. На украшенном закусками столе горели свечи. Лариса с выражением читала стихи собственного сочинения.
Роман смаковал красное вино и звуки родного голоса, с вожделением глядя на любимую женщину. Она от удовольствия морщила носик, закрывала глаза, ожидая похвалы и очередного поцелуя.
Оба чувствовали себя предельно счастливыми.
В просторной коляске рядом со столом сопел безмятежно спящий малыш.
Мужчина, которого незадолго до счастливого спасения бесцеремонно бросила жена, изменив ему с лучшим другом, и женщина, долго безуспешно искавшая любовь совсем не там, где она обитает, обрели по воле случая именно то, о чём отчаянно мечтали.
Разве могли они знать, что счастье можно найти зимой в сугробе, отнюдь не в кафе, где обитают лишь кратковременные цветные иллюзии и обманчивые эмоции.
Уроки, оплаченные судьбой
Антон и Люба познакомились и начали жить вместе, будучи очень взрослыми, имея за плечами непростое прошлое.
У него позади несколько браков, правда с одной и той же женщиной, уходящей и приходящей, когда заблагорассудится, в итоге оставившей его с двумя детьми и массой проблем, в том числе эмоциональных.
Ему понадобились годы, чтобы разорвать поводок, посредством которого бывшая супруга вытягивала из него деньги и энергию.
Любовь это была или зависимость, он и сам не понял. Притягивала Лиза его, манила, звала, несмотря на многочисленные измены, большинство которых даже не помышляла скрывать.
Она не искала и не ждала прощений, не требовала чувств, просто позволяла себя любить, подкидывая изредка в топку его чувств несколько поленьев, отдавалась ему с желанием и восторгом, исключительно из любви к акту единения плоти.
Загоралась Лиза от самого процесса, не включая процедуры глубоких переживаний. Её интересовала именно механика: сила, острота, ритм и поза совокупления.
Обязательным условием эротических свиданий выдвигала причинение боли. Особенно зажигали супругу весьма ощутимые щипки сосков и шлепки по ягодицам. Когда, как и кто обучил даму такому обращению, Антон не ведал. Эта привычка появилась у Лизы внезапно.
Антон исключительный однолюб. Это совсем не значит, что он не способен жить с другой женщиной, просто подруга и спутница у него может быть только одна.