— Консьерж сказал, что ты был ночью, но я не встретила тебя, —
— Извини, сердце моё, много дел. Вчера задержался в клубе, а утром надо было в Порт. Ты спала, и я не стал тебя будить, —
Подошел официант. Михаил сделал заказ. Нина указала официанту на пустой бокал и попросила принести ещё. Тот кивнул и удалился.
Нина была очаровательна. За прошедшие дни её голодная бледность ушла. Вместо въедливого дорожного нафталина первого дня она, обнимая тонкими аристократическими пальчиками широкий винный бокал, наполняла мир «Любимыми духами императрицы».
— Что ты такое пьёшь? — спросил Скарятин
— Мартини.
— Вермут?
— Коктейль. Такой готовят его только здесь. Попробуй.
— Сладкий?
— Терпкий, можжевеловый как ты любишь.
— Я уже заказал «Коллинз». Он тоже с дженивером, а он по сути тоже можжевеловый джин.
Нина, из-за бокала умилительно состроила глазки. Что она с ним делает?
— Ну как хочешь.
Они помолчали. Как раз принесли заказ. За поздним обедом говорили обо всем и ни о чём. «Коллинз», заказанный Энелем для поддержания своего голландского образа своей горчинкой опустошил от дневных проблем его голову.
Они поднялись в номер. Михаил пропустил Нину в дверь. «Любимые духи императрицы» проплыли всего паре сантиметров от его носа.
— Зайди ко мне. — сказал он вдохнув. — Мне есть что тебе показать.
Нина кажется удивилась и прошла в его комнату.
Михаил достал из саквояжа переданные вчера Бехметевым документ и протянул их Нине.
— Возьми. Это выданные в консульстве документы на твой с Александром развод. С заверенным переводом на английский.
Нина, подавшись к нему приняла бумаги. Мельком посмотрев она отбросила их на комод. Стремглав она обняла, и поцеловала Мишеля. Ноги его стали ватными, и он стал оседать. Его попытка отстраниться была пресечена самым решительным образом:
— Я теперь свободная женщина!
Эх, дочери Евы, что вы с нами делаете! Куда уже до вашей тайной власти финансистам и королям, священникам и полчищам «Девяти неизвестным»?!
На фото: Нина Крузенштерн
Глава 10. Солнцестояние
САСШ, Нью-Йорк, Таймс-сквер, Отель «Khickerbocker». 21 июня 1920 г.
Скарятин стоял у окна и курил. Вчерашний вечер выдался бурным и длинным. Окончив ужин в девятом часу вечера, почти как в Зимнем дворце, они с Ниной поднялись в свои комнаты. Случившееся после того, как он отдал ей свидетельство о её разводе с Келлером, он и пытался себе сейчас объяснить. “Хм, а вчерашним вечером он с Келлером стали ближе. Я Александру теперь практически брат молочный, а не просто брат первой жены”, — подумал Михаил, и улыбнулся.
Нина была смелая. Свободная. Он не заметил, чтобы она научилась чему-нибудь сверх того, что умели в пастели другие выпускницы Смольного института. Искушенный в делах алькова Востоком, он сам многому научил её. Нина с трепетом поддавалась, и не только с лёгкостью отказалась от миссионерской позиции, но и перестала стеснятся стонать, когда он перевел её в позицию наездницы. Кувыркались они часа три. Он сходил в уборную переступая через разбросанные вещи. Нина была одета шикарно, по последней моде. Поэтому вспыхнувшей страсти не мешали ни корсет, ни панталоны, ни кринолин… Во Дворце такой порыв не обошелся бы без повреждённой одежды. Но здесь новая мода позволяла обойтись без этого. К лучшему ли?
Пока он ходил, Нина уснула. Судя по пустому стакану у прикроватной тумбочки, она успела его осушить. Михаил полюбовался на её тонкую талию и манящие изгибы тела. Но порыв спал, а напряжение и недостаток сна последних дали себя знать. Коснувшись головой подушки, он заснул. Сны были цветные и продолжали любовный вечер. К утру во сне на месте Нины ему стала сниться Рамбова. Молодое тело требовало своё и после восьми часов сна, напряжение в чреслах его разбудило.
Его уд твердо указывал подобно компасной стрелке «верное» направление. Но вчерашний хмель вышел, и потому он не последовал «персту указующему», а понес своего стремительного «дружка» к ватерклозету. Потом принял холодный душ, после чего утренний компас стал показывать точное время — семь тридцать. Войдя в спальню и взглянув на вытянулось ланью в пастели бархатное тело Нины, он почувствовал, что его “часы пошли”, и решил, что не стоит продолжать их ход далее девяти.
Накинув халат, он подошел к окну, приоткрыл его створку. Он бы с большим удовольствием курил кубинского «Упманна» (1), но в САСШ это было контрабандой, да и с 1917-го компанию Германа Упманна не без основания считали «крышей», как выражается глава ЭСЕД князь Арвадский, немецкой разведки. Скарятин думал уже закурить халфзвар (2), его крепость освежила бы сознание. Но остановился на кретеке «Bal Tiga» (3) из Голландской Индии. Терпкая смесь «Вирджиний» и «Кентукки» могла быстро разбудить мурлычущую во сне Нину. В планы же Михаила входило сначала подумать, а потом, если надо, может быть, на трезвую голову и повторить. Он с трудом заставил себя отвернуться. И раскурил неплотную скрученную на конус сигариллу. Ароматы тмина, гвоздики и грецкого ореха, в основном уносимые с табачным дымом в окно, невидимыми облачками начали заполнять комнату. Посапывание за его спиной стало ровным. Нина задышала медленнее, глубже и тише.