«…На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льёт.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жульё.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она — мировая биржа,
Вот они — подлецы всех стран…»
Только в финал на печати немного изменился:
«Эти люди — гнилая рыба,
Вся Америка — жадная пасть.
Но Россия — вот это глыба!
Светоч правды — Святая рать».
Михаил не без сарказма подумал, — «Бурлюк видно был в кулачных аргументах убедителен. Но, скорее всего, Есенин не решился на бумаге их Всевеличие в одну стопу с протухшей рыбой укладывать».
Далее шло последнее слышанное Энелем, да и всеми, кто был в «Хилли» здесь же от Сергея Есенина хулиганское:
«Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога не верил.
Горько мне, что поверил теперь…»
Михаилу снова показалось что он, когда он слушал, слова звучали иначе. «Значит поработал потом над стихом,»— подумал Скарятин, — «Есенин сам Глыба! Так честно и проникновенно писать!»
Энель перешел к англоязычной прессе. «Армия США начала выдавать новую награду — медаль Победы в Великой войне.» Скромно, но на первой странице. «И эти победители!?» — едва сдерживая возмущение подумал Скарятин, — «спору нет, их добровольцы и три бригады в последние пару месяцев Великой войны браво дрались, но после того как у нас три года миллионы кровь проливали. Союзники!». Михаилу даже захотелось снова выпить, но потом его мысли приняли более спокойный тон: «Хотя кто его знает. Если бы тогда в феврале Семнадцатого Михаил Александрович буквально за волосы не выдернул Россию из революции, как бы оно всё стало? Может и на американскую долю честных побед перепало бы с торицей …» Он уже не раз обдумывал произошедшее тогда и завершая внутренний диалог только мысленно повторил к чему пришел в своих размышлениях: «Нет. Без нас не удержали тогда бы в июле Париж — не куда бы было плыть американцам. А ведь это они у нас тогда через англичан и французов воду мутили. Читывал я секретный выдержки из допросов Сиднея Райли. Союзнички».
Из других продирающихся через рекламу новостей Михаила привлекли только «криминальные новости»: задержание утром в районе доков Алберта Анастасия и его несовершеннолетнего брата Энтони «поднявшего нож и пытавшегося убежать с ним от полиции» и проблемы у боссов Таммани-холла привлекли внимание Энеля. В районе Гринвич-Виллидж, где повязали итальянца, он недавно был, когда грузил в порту кошек, а неприятности в здешнем штабе Демократической партии прямо могли отразится на расклад сил при выдвижении демократами кандидата в Президент САСШ в Сан-Франциско. «Чёрт! Опять это город!» — и что же меня так и толкает в него? Хоть заказывая билет и лети туда как рекомендовал Борис самолетом! Пусть рейс и почтовый, но на нем говорят есть даже места для сна. Да и Наташу можно встречать уже в Сан-Франциска опередив прибытие транс американского экспресса… Тьфу — ты, лукавый, мне работать надо!»
Он подозвал официанта.
— Извините. Для меня никаких сообщений не было?
Он уже примелькался в «Хилли» и представляться было без надобности.
— Нет, сэр Майкл. После прошлого раза никто вам ничего не оставлял.
— Напишите мне номер ваше заведения, любезный. Возможно мне назначат встречу, когда я не буду рядом.
— Конечно. Мы ценим постоянных клиентов.
Официант метнулся к бару и вернулся с начертанным на рекламной карточке таверны телефонным номером.
САСШ. НЬЮ — ЙОРК. «The New York Times». 23 июня 1920 года.
Америанкские новости