Когда смертника выводят из камеры, это происходит строго в наручниках, и прежде чем откроют дверь, он вытянет руки в кормушку на двери и его руки закуют. Перед ним открывается железная дверь, затем его выводят из камеры два конвойных, а третий позади закроет за ними дверь, и таким образом он идёт в баню, возможно в последний раз в жизни.
Баня - это обыкновенная камера с шлангом, из которого течёт холодная вода, тазик и кусок хозяйственного мыла. В бане заключенный проводит около двадцати минут, но периодически дежурный заглядывает в глазок. Он за стиркой отвлечется от воспоминаний, или грусти. Здесь он уверен, что сейчас его точно не убьют. Более разряженный, влажный воздух, которые впервые секунды приятно опьяняет, а дальше он забудет и это и спокойно сможет побриться, обмыться и выстирать вещи.
Спустя двадцать минут за дверью вновь подаётся команда: «В исходную!». Теперь он становится у стены и ждёт, когда его выведут. Таким образом он проведёт последний вечер в своей жизни.
Старая кирпичная тюрьма огорожена колючей проволокой, и высоким кирпичным забором. На окнах железные решетки, а на некоторых, в частности на окнах камер смертного коридора к решеткам приварены железные листы. Высокие потолки, по коридорам добротные арки. Яркий свет вечером становится тусклее, и когда стихают разговоры, становится слышно каждый шаг дежурного, который сегодня ровно в 10 часов вечера выйдет из смертного коридора, закроет за собой железные двери и сдаст на вахте ключи.
Исполнитель приговора за час до исполнения приговора получает служебный пистолет и выслушивает подробную инструкцию и вот, четверо конвойных и дежурный входят в смертный коридор. Слышен звонкий лязг стали, когда открывается решетка, и они быстрым шагом идут к камере, где содержится Кравченко. – Осужденный Кравченко, на выход без вещей! – командует дежурный. Узник быстро реагирует на команду и быстро подходит к железной двери, изворачивается и сует руки в кормушку. Один из конвойных сразу заковывает его руки наручниками и командует: «Отойди от решетки!».
Кравченко отходит в сторону и звучит два звонких щелчка, а затем открывается дверь. – На выход! – командует дежурный. Он резко выходит из камеры и тут же два конвойных хватают его под руки и тут же разворачивают в сторону выхода. Дежурный закрывает дверь, и тут же все идут в сторону поста. В голове тысячи мыслей. Почему вдруг в десять часов вечера за ним пришли? Неужели пришло время расстрела? Может быть наоборот его выпустят? Вот они дошли до ещё одной железной двери, и дежурный открывает её и когда они выходят, дежурный остаётся в смертном коридоре и закрывает за ними дверь.
- Направо! – командует один из конвойных, и они поворачивают. Перед ним открыта дверь в кабинет, где он видит прокурора, который сидит за столом, а рядом с ним начальник тюрьмы. Напротив, кабинета открыта железная дверь в камеру. – Фамилия, имя, отчество – процедил прокурор. – Кравченко Александр – ответил узник. – Год рождения? – снова спросил прокурор. – Тысяча девятьсот пятьдесят четвертый – ответил Александр. – Вы подавали прошение о помиловании? – как-то холодно прозвучало снова от прокурора. – Да – с надеждой в голосе ответил смертник. Минутное молчание, шелест бумаг, и Александр чувствует на себе взгляд прокурора и начальника тюрьмы. – Саша, мне очень жаль, но пришел отказ… - сказал прокурор. В мыслях мелькают разные картинки, стало бешено биться сердце, будто сейчас выпрыгнет из груди. – Что же теперь будет? – с трудом выдавил из себя он, не отпуская надежду. – Приговор будет исполнен – ответил прокурор. – Хочешь покурить? – спросил начальник тюрьмы. – Так… так точно – ответил Александр. Учащенное дыхание, быстро колотится сердце, так, что даже в рёбрах ощущается боль. – Сними браслеты – скомандовал начальник тюрьмы, и конвойный расстегнул наручники на руках Александра. Он чувствует свободу в руках, и трясущимися руками берет из руки начальника тюрьмы сигарету. – Что же, вы меня убьёте? – дрожащим голосом произнес Кравченко, и потянулся огоньку от спичек, чтобы подкурить сигарету. Вокруг была полная тишина. Прокурор и начальник тюрьмы безучастно сидели и молчали. Александр затянулся горьким дымом сигареты и закрыл глаза. Всё кажется нереальным, каким-то вздором, который вот закончится и всё будет простой шуткой. Несколько затяжек и он чувствует, что даже цвета становятся ярче, чувствует, что шум, которому он раньше не предавал значения, стал громче и как-то нападает новая волна мыслей. Может быть это и есть звук жизни? Может быть сейчас, когда Фемида взмахнула мечем и ему остается жить какие-то незначительнее минуты, он стал слышать то, что положено слышать человеку перед смертью? Как же сынишка, которого он так и не увидел? Неужели, даже перед смертью он не сможет увидеть хотя бы его фото?