Спустя пару минут Кравченко ввели в кабинет. Это действительно не простое дело, сложное, да и получившее резонанс по всей области. Подозреваемый весьма сомнителен, несмотря на то, что был раньше осужден за подобное преступление, да и живет не далеко от места убийства. Он всё отрицает, сознается в краже, которую совершил как раз в тот вечер, когда убили несчастную девочку, соседи говорят, что его там не было и описывают совершенно другого человека. Кравченко уже здесь, он взволнован, испуган и кажется, что он действительно говорит чистую правду. – Я хочу вам напомнить, что, сотрудничая с нами, вы смягчаете своё наказание – говорил следователь. – А почему я должен себя оговаривать, чтобы вы смягчили мне наказание? – нагло ответил Александр. – Нет, не надо оговаривать, нам нужна правда – ответил следователь.
Кабинет просторный, весьма светлый. Пётр на несколько секунд замолчал и уткнулся в записи, водя пальцами по строчкам. – Правду я тебе сказал уже, начальник! – оборвал тишину Кравченко, с ехидной улыбкой. – Ты увлёкся! – снова процедил Кравченко.
- Я услышал тебя! – ответил Пётр, закрывая папку. Пётр вёл себя неуверенно, порой взбудоражено отводил взгляд на какие-то записи, водил руками по столу. – Ты за что прошлый раз сидел? – спросил он. – А какое это имеет отношение? А если бы я сидел за кражу, ты бы все кражи на меня повесил? – ответил подозреваемый. – Мы говорим с тобой не о краже – не отступал Пётр. – Девочку убили возле твоего дома, ты тут признаешься в кражах! – и нервно закурил. – Я тебе сказал уже, не трогал я девку! – снова ответил Кравченко. – Нырко! – крикнул Пётр, глядя на дверь. В кабинет вошел высокий, коренастый охранник. – Отведи его пока в камеру – спокойно сказал Пётр.
Прошло больше двух недель. Кроме Кравченко не было ни одного подозреваемого. Родители девочки уже дважды приезжали в отделение, упрашивая начальство отделения найти убийцу и сделать всё, чтобы убийство не было безнаказанным. Майор Петренко понимал горе родителей, осознавал весь груз этой беды и не хотел остаться в стороне. Местные газеты, радио, да и просто люди в беседах не обходят этой трагедии. На похоронах у бедной девочки собралась вся школа, партийные активисты. Весь город закипал от происходящего. Слухи расползались каждый день, ставя то одного, то другого более-менее подходящего под подозрение. Лишь бедолага Кравченко постоянно был на мушке у следствия и порой даже боялся выходить из дома, чтобы вновь не подать какой-то повод для подозрений. Может быть скоро он и сам начнет верить, что сотворил это?! Его жена, заходя в магазин, чувствует взгляды, вопли, наверное, скоро станет слышать мысли людей, что вокруг. Чувствуется отвращение к ней, презрение и ненависть. Что чувствует беременная женщина, когда вся улица смотрит на неё с ненавистью и призрением, откровенно презирая её. Её маленькая дочь и та стала изгоем. С ней запрещают играть её сверстникам и буквально в момент, стоит ей переступить за ворота, родители отзывают детей и уводят. Приходится постоянно объяснять что-то ребенку, испытывая искреннюю жалость и отчаяние, а порой жалея саму себя. Может однажды люди сами совершат самосуд над ней и её мужем?! Уже появляются люди, которые чуть ли не сами видели, как Кравченко пытал эту девочку и на руках нес к реке. Но почему же он так внимательно воспитывает чужого ребенка и так ждет появление своего? Вечерами эта семья уходит в свою частную жизнь, стараясь не думать о том, что будет их поджидать завтра. Она иногда смотрит на свою дочь, как та рисует, или играет с куклами и вновь по её щекам текут слёзы. – Почему такое отношение к ней? Ну неужели это она изнасиловала и убила?! – недоумевает мать. Маленькая девочка, не задумываясь об этом рисует на листке солнышки, траву и домик.