Утром вновь Александр идет на работу. Нет, как раз в коллективе сотрудников он может не оправдываться.
Район буквально погряз в ненависть. Кравченко проходя по улице, чувствует, как лишь увидев его, люди начинают шептаться. Буквально полгода, как освободился из тюрьмы, отбывая срок за похожее преступление, он прекрасно осознаёт, что по крайней мере в этом районе ни у кого не остаётся сомнений в его вине.
Доезжая до места убийства Пётр уже не первый раз бросает взгляд на старенький домик, который одиноко стоит не далеко от моста. Говорят, что там редко бывает хозяин, порой даже кажется, что дом сир и никому не нужен. Местные видели хозяина дома считаные разы, да и толком не помнят даже как он выглядит. –Мужчина статный такой, но бывает очень редко – говорила пожилая женщина, отвечая на вопрос Петра. – Идём, посмотрим – сказал Пётр.
Покосившиеся заборы этих улиц вызывали особое волнение и жуть. Доходя до домика, Пётр смотрел по сторонам и закуривая, сказал: «Давай, сначала в окна посмотрим!».
Темно, ничего не видно, но какое-то чутьё подсказывало, что они на верном пути. –Можем посветим? – спросил лейтенант. Пётр молча всматривался в окно и молчал. – Командир, давай посветим? – снова спросил лейтенант. – Давай – ответил Пётр и отошел в сторону. Чувствовалось какое-то напряжение. Даже сама интуиция подсказывала, что они на верном пути. Закуривая, Пётр снова кинул взгляд к окну, и вновь подошёл. – Командир, я уже здесь! – суетливо выкрикнул лейтенант и стал светить. Всё равно ничего не было видно. - Смотри, смотри! – крикнул лейтенант. Пётр подошёл и посмотрев в окно, спросил: «Что там?». – Может, зайдём туда? – спросил лейтенант. – А что ты увидел? – спросил Пётр.
Вокруг нет не единой души. Казалось-бы каникулы, в школах, новогодние праздники, прекрасный зимний день. Но вокруг тишина и на улице нет не единой души. Чувствуется какое-то напряжение, которое постепенно нарастало и казалось, что с минуты на минуту всё закружится и взмоет в воздух. Позади слышен лай собак, который сливается с каким-то шумом, то нарастающим, то стихающим. Будто даже время шумит, и каждая минута проносится перед глазами, словно её можно видеть, или как-то чувствовать.
– Давай осторожно зайдём – сказал Пётр и указал на хлипкую, деревянную дверь. – Хорошо – согласился лейтенант. Они подошли к двери и замерли. Чувствуется неправильность этого поступка, какая-то странная глупость, то подступающая, то наоборот отходящая в сторону. – Смотри по сторонам – сказал Пётр.
Открыть дверь не составило особого труда. Буквально спустя три минуты они уже вошли в дом. – Не свети – прошептал Пётр и прикрыв дверь, зажёг спичку.
Дом был холодный, довольно не обжитый и пустой. Голые стены, покрыты сыростью, пол усеян грязными следами, пылью и кусками грязи. – Это что вообще такое? – прошептал лейтенант, проходя вперед. Коридор маленький, переходит в комнату. За спиной завывает ветер, который пытается ворваться в дом. Под ногами скрипит пол, и от волнения подкашиваются ноги.
Посреди комнаты стоял один деревянный стул, а у стены стол. – Вот, смотри – присаживаясь на корточки, говорил Петр, указывая на окровавленную тряпку, лежащую у стены. – Посмотри – снова прошептал Пётр. Тряпка пропиталась кровью и застыла. Наверное, очень торопился и бросил её здесь у стены. Не обязательно быть убийцей, чтобы на даче у тебя оказалась старая майка, пропитанная кровью. Перед носом странный запах. Смешалась сырость, запах какой-то ветхой халупы с не меняными лет восемь занавесками. Здесь даже просто быть противно. В дальнем углу стоит старенькая, односпальная шконка, с сырой, старой постелью. Такие чаще можно встретить в сёлах, где-то у стариков. Пётр подошел к шконке, приподнял подушку, затем приподнял край покрывала. Спёртый, странный запах грязной, сырой и старой постели, её вид отталкивал. Следов крови нет, нет даже ощущения, что здесь кто-то спал, но жёлтые пятна, с какими-то зеленоватыми зёрнами, тёмные разводы уже оставляли осадок.
На пыльном подоконнике лежат детские колготки и трусики. – Командир, смотри – показал пальцем лейтенант. – Что там? – спросил Пётр и подошёл к подоконнику. – Охренеть – прошептал Пётр.