Дальше всё происходило сумбурно. Сначала всё как бы списали на повесившегося алкоголика, дело уже было хотели закрывать, но спустя пару недель на горизонте вновь появился Кравченко, и Филатов вновь стал сомневаться.
Кравченко легко согласился с преступлением и чуть ли не писал чистосердечное признание, но тут же им стал вновь интересоваться Филатов. Уже когда шло дело до суда, он впервые встретился с Филатовым.
Пётр присутствовал, но не принимал участия в разговоре. Он отстранённо сидел и слушал, лишь иногда включаясь в тему разговора. Филатов был спокоен, весьма уверен в себе и не готов отступать.
Казалось, что ему совершенно всё равно виновен ли бедолага Кравченко, а он просто задался целью.
- Много слышал о тебе! – с улыбкой говорил Филатов, переводя взгляд на Петра. – Кравченко молча смотрел на Филатова, потом посмотрел на Петра и спросил: «Это конечно радует, но сейчас то вы что хотите?». Чувствовалось недоверие, непонимание и страх, который читался в глазах и в каждом движении Александра. – Ты, что? Волнуешься? – спросил Филатов, посмотрев в глаза Кравченко. – А чего мне волноваться? – пожал плечами Александр. – И я так считаю…. А чего тебе переживать? Ты ведь совершил только кражу, на тебе ведь больше ничего? – стал говорить Филатов. – Ты ведь не проходишь у нас по изнасилованию и убийству? – добавил он и встал. – Ну да! Я и тогда честно сказал, что крал, но не убивал никого! – сказал Кравченко, с невозмутимым лицом. Обстановка становилась напряженной. Полная тишина, молчание и вот резкий хлопок, стон Кравченко и крик Филатова: «Ты, что меня за дурака держишь?!». Он выбил из-под Кравченко стул и стал добивать его ногами. – Ты, что думаешь я таких умных не видел?! – говорил Филатов и добивал его ногами. – Решил уйти по краже?! – сквозь зубы говорил Филатов и схватив Кравченко за ворот куртки, потянул к себе. – Ты признаешься, и поедешь на полную катушку! Если не признаешься, я заставлю! – добавил он.
Так и вышло. Спустя неделю, просидев в изоляторе с буйным уголовником, после всех издевательств, Кравченко признался в убийстве девочки. На суде он пытался указать, что его заставили признаться, но суд ему не поверил. Спустя два месяца суд приговорил Александра Кравченко к расстрелу.
Он до конца ждал, что однажды всё прояснится, и он выйдет из тюрьмы. Может быть его помилуют, или найдётся настоящий преступник.
Здесь запрещены свидания с родственниками, запрещены передачки и посылки, но разрешены письма.
Спустя пару месяцев, после того как он оказался в камере смертника, из письма он узнал, что у него родился сын. Будучи на свободе, он ждал рождения этого ребенка, откладывал деньги, надеялся.
Уже по-другому воспринимается жизнь. Здесь начинаешь ценить то, чего вчера ты не замечал. Вдали от дома, понимая всю свою хрупкость, тщетность и обреченность, ты ждешь письма из дому. Может быть на клочке письма ты сможешь уловить запах родных стен, или прочтешь родные слова, которые для тебя важны как никогда.
Старое здание, с высокими потолками и длинными коридорами. Двор огорожен колючей проволокой и высоким кирпичным забором. Когда его сюда привели уже была весна, и так в памяти и отложились оживающие после зимы деревья. То холодное, солнце, что только просыпалось и начинало согревать землю. Ранним утром, светлая улица, металлические ворота и запах весны, который не сравнится ни с чем. Это приятный запах деревьев и тепла, знакомый из детства. Когда перед каникулами он утром шёл в школу. Те далекие времена, когда утром он выходил из дома и чувствовал приятную прохладу, от просыпающегося солнца. Оживающая улица, всегда приветливо встречающая, и вместе с ней он входил в новый день. За спиной стоит мама, провожая его взглядом, а потом закрывает калитку, а он здоровается с ребятами, и так все вместе идут в школу. Освящается часть школьной площадки, а другая почти всегда в тени и там было прохладней. Это не забудется никогда.
Сейчас, когда он уже почти три года живет в камере смертника, он не однажды прокручивал в голове те моменты из детства, не единожды возвращался в юность и вспоминал те годы. Мог ли тот мальчик, идущий весело с друзьями в школу знать, что будет заканчивать свою жизнь здесь, в холодной камере, с решетками на окне? Наверное - нет.
Прошло три года с того момента, когда его приговорили к смертной казни. Борьба за жизнь продолжается и до сегодняшнего дня, но уже опустились руки. Дело вновь пересматривали, апелляция в высшие суды, мольбы о снисхождении, но каждый раз приговор остается без изменений. Обреченность чувствуется буквально во всем. Ночами порой снится дом, жена и мать. Порой просыпаясь, он хочет вновь уснуть, чтобы остаться во сне навсегда, но вот за металлической дверью слышны шаги и звучит команда: «В исходную!». – Эх, не легка жизнь! – думает каждый в смертном коридоре. Ведут по коридору в полусогнутом положении, заведя руки за спину. Отношения со стороны конвойных терпимое, но тем не менее очень часто напоминают: «Ты не в исправительной колонии, ты здесь для исполнения приговора!». Редкие письма из дому, читая которые он вновь пытается мысленно перенестись в родные места. Становится ценным всё и это ощутимо с каждым днём. Ценен даже домашний запах, который с трудом улавливается на листочке, тот он любит почерк, которым оно написано и ценит это всё сильнее. Порой в ожидании казни, он хочет скорее прекратить всё, а порой вновь надеется на милость. Стены выкрашены до половины в синий цвет холодная камера давит с четырех сторон, словно каждый раз становится всё уже. Он точно знает, что вся камера ровно шесть шагов, которые он совершает ежедневно из одной стороны в другую, но порой кажется, что он сходит с ума.