При этом я вовсе не имею в виду тех «любителей детективов», которые ни в грош не ставят всякие хождения вокруг да около, рассуждения и рассусоливания, все эти дедукции, неразрешимые загадки, над которыми в английском поместье ломают голову яйцеголовый сыщик и его верный друг, и логические противоречия, а ждут от детектива, как они его понимают, в первую очередь пресловутого «экшн». Что-нибудь вроде приключений крутого парня, бывшего майора спецназа и ветерана афганской войны, случайным образом напавшего на след разветвленной организации, которая была создана еще выходцами из СС, за прошедшие годы опутала своими сетями полмира и которая управляется из единого центра, скрытого в подземных лабиринтах в гранитной толще одной из гималайских вершин, – герой проникает в эти подземелья и вступает в рукопашную схватку с главой организации – современным воплощением доктора Мориарти и так далее и тому подобное. Такие любители – а их среди читающих детективы подавляющее большинство – видят в истинном детективе лишь третьесортный суррогат предпочитаемого ими авантюрного романа и почти всегда восхищаются теми атрибутами рассказов о сыщиках, которые характерны для самых низкопробных бульварных сочинений. Опасаться пренебрежения со стороны таких читателей у меня нет ни малейших резонов – не для них всё это пишется. Я буду только рад, если такой читатель, по ошибке взявши мой роман в руки, с негодованием его отбросит после кратковременного знакомства с первыми несколькими страницами: и ему, и мне это пойдет только на пользу. Но своего потенциального читателя, настроенного именно на детектив, мне бы, конечно, терять не хотелось.
А потому я, после раздумий и колебаний, решил предпослать основному тексту небольшой, вырванный из середины повествования кусочек, который мог бы сыграть роль рекламного ролика, возвещающего о скором выходе на экран нового захватывающего фильма. Этот выдержанный в стилистике мрачной сказки (не знаю, удалось ли это, но так было задумано) отрывок должен был послужить анонсом будущего содержания романа и уверить сомневающегося читателя, что перед ним действительно детектив и что жуткие загадочные преступления не заставят себя долго ждать. Если читатель дошел до этих строк, можно считать, что план мой успешно осуществился, и я могу без особой спешки продолжать свое повествование.
Не скрываю, что тональность моей экспозиции задана автором и намеренно стилизована под нечто, напоминающее о детских страшилках: В черной-пречерной комнате на черном-пречерном столе стоит черный-пречерный гроб… Однако основная часть этой страшной сказки придумана вовсе не мной, ее автором надо считать нашу героиню, стоявшую, фигурально выражаясь, у двери в эту самую черную-пречерную комнату. Правда, рассказ ее, как уже известно читателю, дошел до меня через несколько передаточных звеньев, так что ту страшно-сказочную литературную форму, в которой он оказался в авторском распоряжении и которая подтолкнула к созданию экспозиции, можно приписать как первой рассказчице, так и любому из тех, кто участвовал в пересказе. Капитан милиции, опрашивающий ее, по-видимому, может быть выведен из числа подозреваемых – как-то не вяжется его должность с сочинением детских сказок, – но вот Миша вполне мог выступить здесь в роли литобработчика, это было бы вполне совместимо с его характером и любовью к эффектно рассказанным историям. Но, как бы то ни было, до меня эта страшилка дошла именно в том виде, который мне требовался, и мне практически не пришлось ее перерабатывать – она и так прекрасно совпадала по тону с задуманной вводной частью романа. Автору оставалось только описать мрак и жуть ночного двора, но и здесь вышивание бисером шло по реалистичной канве: когда мы с Мишей обсуждали будущий детектив, он сводил меня на экскурсию в НИИКИЭМС, где у него еще оставались кое-какие приятели и знакомые. Так что некоторые приметы реального городского двора, мрачноватого четырехэтажного институтского здания из красного потемневшего и уже крошившегося кирпича, точно так же как и детали казенного, уже уходящего в прошлое, интерьера этой научной конторы, оказались вплетенными в общий рассказ. Большая часть реалистичных деталей была взята из Мишиных воспоминаний, но кое-что автор видел и собственными глазами.