— Половина… — Произношу я, и голос звучит чужим. Потом резко встаю. — Нет. Так не пойдёт. Этому безобразию — конец. Сворачиваем. Все белые слободы — под налог. На общих основаниях. С завтрашнего дня начинаем перепись и оценку. Кто не платил, — пусть теперь платит. Наладить!
Тут из своего угла поднимается Хитрово. Лицо его без эмоций, словно маска, но в глазах просматривается предостережение.
— Государь…Позволь слово. — Голос у него тихий, но слышат его все. — Решение…радикальное. Но бояре…Монастыри…Они будут против. Сильно против. Очень сильно. Могут и…волнения устроить. Под знамёнами «старину ломают», «царя-батюшку злые помощники обманывают».
Смотрю на главу приказа Внутренней Безопасности и понимаю, что тот глубоко глядит. Но других вариантов я не вижу. Надо резать гангрену.
— Бояре и монастыри, Богдан Матвеевич, — отвечаю, глядя ему прямо в глаза, — и так недовольны. Поставь им солнышко — скажут, что жжёт. Поставь луну, — заявят, что света мало. Волнения? Они неизбежны в любом случае. Чего стоит куча недовольных нарушением порядка местничества? И раз уж им так хочется волноваться, то пусть волнуются по делу. А твоё ведомство и твои люди должны взять это дело под контроль. Заранее. Узнать, кто что замышляет, кто с кем шепчется. Предотвращать. А если не успели предотвратить… — Оборачиваюсь к Ромодановскому, который сидит, нахмурившись. — Григорий Григорьевич! Твои стрельцы готовы навести порядок, если…потребуются?
Ромодановский встаёт с суровым лицом.
— Государь, стрельцы — верные. Но… — Он запинается. — Жалование задерживается. У некоторых и за три месяца. Верность верностью, а терпение лопается. Не уверен, что в случае крупных беспорядков все пойдут безропотно. Особенно против боярских холопов, кои сыты и обуты.
Вот тебе раз. Проблема в проблеме. А если…можно обыграть? Сделать частью решения.
— Григорий Григорьевич, — говорю твёрдо. — Донеси до стрельцов. Чётко. От моего имени. Тем, кто будет помогать приказным людям наводить порядок с этими самыми белыми слободами, обеспечивать сбор налогов…Они не просто службу несут. Они казну наполняют. А полная казна — это их жалование. Вовремя. И в полном объёме. И даже…— делаю паузу для эффекта, — сверх того. Премия будет за усердие. За верную службу в нелёгком деле. Пусть знают, что их благополучие зависит от успеха этого начинания.
Вижу, как лицо Ромодановского проясняется. Углы губ чуть дрогнули — почти улыбка. Это аргумент, который стрельцы точно услышат.
— Сделаю, государь. Донесу. Думаю, поймут.
— Отлично. — Возвращаюсь к Ртищеву. — Фёдор Михайлович, белые слободы — хорошо. Огромный резерв. Но это не сиюминутные деньги, а они нужны здесь и сейчас. И побольше. Откуда ещё можно вытащить? Где у нас главный доход? Кроме налогов с чёрных слобод и крестьян?
Тот снова разворачивает свой свиток.
— Главный доход казны, государь, помимо налогов — это меха. Особенно соболь. Продажа за границу крайне выгодна и цены баснословные…
— Ну? — Подбадриваю я. — В чём проблема? Охотятся, везут, продают — казна полна!
Глава приказа качает головой, и на его обычно спокойном лице читается досада.
— Проблема, Алексей Михайлович, в том, что большую часть прибыли забирают купцы из посредников. Особенно те из них, кто имеет доступ к иностранным гостям (гостями называли крупных купцов). Они скупают мех у промышленников за гроши, а затем продают за золото. Казна получает мелочь.
Внезапно у меня в голове всплывает слово «монополия». Не зря ведь в «настолки» с парнями любил «рубиться». Сейчас точно можно использовать.
— Так, — говорю резко. — Меняем правила. Фёдор Михайлович, при твоём Приказе Большого Прихода создаётся…ну, скажем, Государева Соболиная Компания или ещё как-нибудь там её назови. Главное — смысл. Всю ценную пушнину пускать только через неё. Все иностранные гости обязаны покупать её лишь у Компании, по заранее согласованной цене. Никаких левых сделок! — Обращаюсь к Хитрово и Ромодановскому. — Ваши ведомства обеспечивают контроль. Жёсткий. Кто попытается в обход — конфискация, штрафы, тюрьма. Понятно?
Вижу, как у Ртищева загораются глаза. Он кивает быстро, энергично.
— Понятно, государь! Очень даже понятно! Это…это может дать огромный приток денег!
— На то и расчёт, — отвечаю удовлетворённо. — Что ещё? Хлеб? Ресурсы какие? Что можно поставить под контроль?
— Хлеб, государь… — Ртищев задумывается — Хлеб — это больше для внутреннего обихода, вывоз сложен. А вот…поташ. Зола. Для стекла, мыла, для краски в Европе. Очень востребован. И доход приносит огромный. Но ситуация…как с соболем. Купцы гребут, казна — крохи.