— Государь, про моё ведомство все забыли? А угроза ведь никуда не делась? Ладно с Речью Посполитой пока мир. Они столько наших земель захапали, что теперь переваривают. Но крымские татары! Каждый год норовят набег устроить. Угоняют людей в полон, жгут села, грабят. Если они сейчас прорвутся на юге, то все наши планы с торговлей, реками, пошлинами — прахом пойдут. Убытки будут колоссальные! А у меня — войск не хватает, укрепления ветхие, денег на оборону — гроши!
Тяжёлая тишина повисает в зале. Ртищев бледнеет, разводя руками.
— Деньги найдём! — заявляю громко. — Юрий Алексеевич, всё правильно говоришь. Первые налоги с белых слобод вытащим и сразу тебе передадим. Пока начинаем делать по минимуму, но срочно. Твоя задача номер один сейчас — устроить оборону. Необходимо укрепить засечные черты (система оборонительных сооружений на южных и восточных границах), хотя бы самые опасные участки. Расставить заставы, дозоры. Организовать быструю передачу военных вестей. Сделать возможное, но не дать татарам пройти. А потом…- Сжимаю кулак. — Потом будем готовить базы для своих походов. Чтобы раз и навсегда избавить Русь от этой постоянной угрозы. Но сначала — оборона. Фёдор Михайлович, ты меня услышал. Как деньги пойдут, — выдели Долгорукому необходимое.
Юрий Алексеевич, получив приказ и обещание хоть каких-то средств, успокаивается и удовлетворённо кивает.
— Слушаюсь, государь. — Защитим страну, — говорит он.
Смотрю на усталые, но сосредоточенные лица. Совещание длилось долго, и пора уже закругляться.
— Итак, господа, — подвожу итог, и мой голос звучит по-прежнему твёрдо. — Решения приняты. Фёдор Михайлович, Афанасий Лаврентьевич, Алмаз Иванович, Юрий Алексеевич, Богдан Матвеевич, Григорий Григорьевич, Илья Данилович…- перечисляю ключевые фигуры. — В недельный срок все наши договорённости должны быть оформлены письменно. Указы, грамоты, инструкции…И немедленно приняты к выполнению.
Делаю паузу и смотрю на Морозова, который до сих пор сидел относительно тихо, лишь изредка поддакивая.
— За исполнением принятых решений, за координацией действий приказов будет следить мой товарищ, — делаю лёгкий акцент на этом слове, — Борис Иванович Морозов. Он — моя правая рука в государственных делах. Все отчёты, затруднения — через него. Борис Иванович будет докладывать мне. Исключение — приказ Внутренней Безопасности. Богдан Матвеевич подчиняется только мне лично. Всем всё ясно?
— Ясно, государь, — хором отзываются присутствующие.
Морозов встаёт, стараясь придать лицу выражение уверенности и ответственности.
— Будьте спокойны, Алексей Михайлович. Я лично прослежу, чтобы всё было исполнено в точности. Обо всём позабочусь.
— Верю, Борис Иванович, — киваю в ответ, успокаивающим взглядом. — На этом всё. Расходимся. Работы — непочатый край.
Один за другим начальники приказов поднимаются, кланяются и выходят из палаты. Лица у всех усталые, но с каким-то странным чувством — смесью выполненного долга и глубокого удовлетворения. Никто из них не видел и не слышал, чтобы хоть один царь так… работал. Так, напрямую вёл собрание, так быстро схватывал суть, так жёстко принимал решения, не оглядываясь на древние обычаи или мнения старших бояр. Это был не ритуал, а настоящий Совет по управлению государством. Это было ново. И немного пугающе.
Последним, медленно, словно нехотя, поднимается Морозов. Он не идёт сразу к двери. Когда зал окончательно пустеет, Борис опускается обратно на стул, тяжело, будто ноги не держат. Его лицо — полная противоположность тем, кто сейчас вышел. Ни усталости от работы, ни удовлетворения. Только растерянность. Глубокая, всепоглощающая растерянность.
Он сидит в тишине опустевшей палаты. Большой стол, резные стулья, гобелены на стенах, подаренные иноземными послами, — всё это до боли знакомо. А вот человек на царском месте…Незнаком. Совершенно.
Морозов привык видеть Алексея другим. Мягким. Послушным. Почти робким. Даже его возмущение из-за налога на соль тогда, перед венчанием на царство…Оно казалось Морозову вспышкой юношеского гнева, не более. Он был уверен, что его воспитанник, его «Алёшенька» останется под его влиянием. Что государь будет советоваться, будет нуждаться в его, Бориса, мудрости и опыте.
А сегодня…Сегодня он увидел другого. Царя. Твёрдого. Решительного. Холодно — расчётливого. Уверенного в себе. Того, кто ставит на ключевые посты людей со стороны, ломая местничество. Того, кто не боится задеть интересы могущественных бояр и монастырей. Того, кто раздаёт указания как зрелый, опытный муж, а не вчерашний мальчишка. И главное, того, кто перехватывает инициативу и ставит его, Морозова, на роль…кого? Заместителя без реальной власти, кроме как докладывать?