Уже светает, когда Алекс и Агата выходят из морга и отправляются в Коппе, на берег озера Инари. Алекс впервые видит в Финляндии дневной свет – если можно так назвать этот сумрак.
Когда они утром вышли из отеля, было еще темно.
Первый час он ничего не говорит, размышляя о том, что недавно видел.
Но в конце концов начинает замечать пейзаж.
– Как много деревьев, – произносит он, даже не осознавая, что говорит вслух. По крайней мере, ему это кажется деревьями. Они такие громоздкие и отяжелевшие от инея и свежевыпавшего снега, что похожи на скульптуры. Непонятно, как не сломались под тяжестью того, чем нагрузила их погода.
– Да, только без особого разнообразия, – поясняет Агата. – Береза, ель да сосна. Правда, на севере Лапландии уже почти нет деревьев. Но да. Без малого три четверти территории Финляндии покрыты лесом. Именно этим мы и известны.
На узком участке дороги она машет рукой встречной машине. Алекс не представляет, как можно в подобных условиях с такой уверенностью водить машину.
– При свете по-другому выглядит, правда? – говорит она. – Наслаждайтесь, пока можно. В это время года повезет, если светло будет часов пять, да и то дни обычно тусклые.
– Угнетает? – интересуется Алекс.
Агата пожимает плечами.
– Мы уже давно привыкли. Вы знаете, что Рованиеми – это ворота за Северный полярный круг? Линия проходит как раз через деревню Санты. К концу лета мы так устаем от бесконечного дня и полного отсутствия ночи, что одно другое как бы уравновешивает. Технически у нас в Лапландии целых восемь времен года. Но люди почему-то считают, что за полярным кругом бывают только лето и зима.
– А вот эта деревня Санты, – спрашивает Алекс, – местным она нравится или только всех бесит?
– Она дает рабочие места, – отвечает Агата. – Здесь ведь приходится выбирать между туризмом и добычей полезных ископаемых. Деревня-то хорошая. Волшебная. Но есть и другие… эксклюзивные места. В Какслауттанене просто невероятно. Там есть стеклянные иглу, так что можно понаблюдать северное сияние не на полярном холоде, а под теплым одеялом, или даже поспать под северным сиянием. Это волшебно.
– Но дорого?
– Тут все дорого. Нам нужен правильный туризм. А Рождество – наша Мекка. И Санта, конечно же, финн.
Алекс искоса смотрит на Агату.
– Не верите, – усмехается Агата. – Но это правда. Йоулупукки живет в сопке под названием Корватунтури с женой Муори, олицетворением зимы, и делает игрушки в мастерской вместе с гномами.
– А не с эльфами?
– П-ф-ф. Американские выдумки. Как и красно-белая куртка со штанами. Все знают, что Йоулупукки носит козлиную шкуру. Он ведь изначально был символом плодородия. Рога на голове и все такое. И настоящие эльфы не работают с Сантой. У них своя магия.
– Да уж, этот козлиный костюм, наверное, просто сражает наповал семьи, которые покупают такие двухдневные туры, – сухо замечает Алекс.
– Ничего, мы смягчаем, – улыбается Агата. – Знаете, в наше почтовое отделение за полярным кругом ежегодно приходит полмиллиона писем из 198 стран. Вот вам доказательство. Санта принадлежит нам.
Она рассказывает все это совершенно невозмутимо. Алекс снова смотрит в окно. Вроде бы он недавно читал, что настоящий Санта-Клаус, святой Николай, был родом из Турции и похоронен в Ирландии. Однако вряд ли могила Санты привлекла бы такое количество туристов, как эта снежная страна чудес.
– Рождество было любимым временем года Вики, – медленно произносит он. – Когда весь остальной мир разделял ее… joie de vivre, жизнерадостность.
Теперь Агата смотрит на него; он чувствует ее взгляд.
– Итак, – спрашивает она, – когда вы в последний раз разговаривали с сестрой?
Такой вот плавный переход от экскурсовода к сыщику.
– Пять месяцев назад, – говорит Алекс.
Да он ни о чем другом и думать не может, кроме того, сколько времени прошло с тех пор, как они с Вики разговаривали в последний раз.
– И о чем вы говорили?
Он снова смотрит в окно.
– О подарке для родителей. На их очередную годовщину. Звонок был короткий. Вики предложила свой вариант и обещала отдать деньги, когда вернется домой. Она всегда обещала. И никогда не отдавала. Вики хотела отправить их в круиз. А я ответил, что не против каждый раз один платить за подарки, но это уже слишком. Ведь годовщина была обычная, даже не круглая. Сестра разозлилась. Мы наорали друг на друга. Она отключилась. А я не стал перезванивать.
Агата кивает.
– Понимаю. Вы же не знали, что произойдет.
Алекс проглатывает чувство вины.
– У нас есть записи ее телефонных разговоров, – говорит Агата. – Но вашего номера в них нет, так что она тоже не пыталась звонить вам. Такое случается между братьями и сестрами. Мелкие ссоры. Поверьте, я знаю.