Важняк оставил в покое пустую чашку, по-хозяйски развалился за столом и стал играть огоньками. Над колесиком «Зиппо» поднимался огонек и отражался в его глазах. Крышка зажигалки щелкала, огонек затухал, но зрачки московского гостя продолжали отсвечивать преисподней.
Гасилову не нравилось все, чего он не понимал. Он боялся подобных вещей и вдруг понял, что ему страшно сидеть рядом с Лисиным.
Сегодняшнее утро началось необычно, не так, как всегда. Сначала в него стреляли. Потом хотели добить. Он уже побывал в больнице, а теперь следователь пытался склонить его к казуистическим рассуждениям. Вопрос, прозвучавший последним, лишний раз убедил Гасилова в собственной правоте.
— Вам сколько лет? — руководствуясь одному ему известными соображениями, Лисин обращался к молодому сотруднику то на «вы», то просто и фамильярно.
— Двадцать семь. Полных.
— Вы уже не в больнице. Что значит «полных»? Итак, двадцать семь. Из них в прокуратуре вы трудитесь, выражаясь вашим же языком, полных пять лет. — Лисин покачал головой и со стуком сбросил с ладони никелированную зажигалку. — А мне сорок семь. Из них я двадцать пять работаю следователем.
Для Гасилова это было сроком, не поддающимся восприятию. Он плохо представлял себя за два месяца до пенсии и никак не мог увидеть собственную персону в роли важняка из Следственного комитета.
— Прежде чем сказать главное, я поставлю тебя в известность об одном факте, о котором ты еще не догадываешься.
— У меня в Шотландии померла бабушка и оставила мне замок и тридцать три коровы?
— Круче, — не моргнув глазом, пообещал Лисин.
— Тридцать… четыре коровы?
— Я прав, — ухмыльнувшись, подытожил Лисин. — Ты мне подойдешь. С этой минуты ты член моей группы.
— Но…
— Почему ты не открывал рта таким вот манером, когда речь шла о замке в Шотландии? — Следователь подобрал зажигалку и стал осторожно постукивать ею по столешнице, выделяя ударения в произносимых словах: — Распоряжение о введении тебя в группу я подготовлю. Следственный комитет согласует это с Генпрокуратурой. Приказ придет Мартынову по факсу завтра утром, но это уже ничего не значит. Ты в моем подчинении.
— А как же тогда выглядит главное? — Прокурор облизнул губы, пахнущие новокаином, поправил руку, лежащую на перевязи.
Действие лекарств стало отходить, уступая место боли. Кажется, именно в этот момент Гасилов начал понимать, что все происходящее — всего лишь реальность.
— С учетом того, что я никогда раньше не был членом следственной бригады?
— Это касается твоего неприятия моего отношения ко всему тому, что тебе привычно. Запомни, Гасилов, одно правило и пронеси его, если сможешь, до конца своей карьеры как кредо. — Перед лицом молодого человека появился крепкий палец, покрытый светлыми волосками. — Если кто-то вошел в твой дом и убил близких тебе людей, значит, он бросил вызов, сделал это публично, дерзко, надсмехаясь над тобой и погибшими. Теперь уже нет разницы, как именно ты найдешь мерзавца и придушишь его. — Следователь отстранился от прокурора, убрал в карман зажигалку, пачку сигарет и похлопал ладонью по столу, привлекая внимание Гасилова. — Тебя коробит от моей очевидной грубости и развязности. На самом деле это нечто другое. Наша психика устроена таким образом, что недружелюбное отношение к человеку легко исправить на симпатию. Обратная же трансформация невероятно сложна. У меня, как и у тебя, тоже был учитель. Так он говорил мне и куда более страшные вещи.
— Например? — Эта беседа без темы стала увлекать Гасилова.
— Он советовал мне беседовать с незнакомыми людьми так, словно они уже поступили со мной нечестно. Чтобы по окончании этих первых разговоров меня немного мучила скабрезная мысль о том, что они не заслуживают того, чтобы я общался с ними так грубо, развязно, неуважительно. По правилу, подтвержденному незыблемым законом природы, вскоре выяснится, что восемь из десяти людей, с коими ты столкнулся в новом уголовном деле, этого заслуживают. У остальных двух, Гасилов, не так уж трудно попросить прощения. Лучшее же извинение следователя перед порядочными людьми — это уголовное дело, профессионально и справедливо расследованное им. Так что каяться в той манере, в которой это привыкли видеть люди, не нужно вовсе.
Молодой прокурор вынул из кармана пачку и стал выковыривать здоровой рукой сигарету. Это никак у него не выходило. Следователь выждал, когда сигарета сорвется с пальцев Гасилова в третий раз, потом забрал у него пачку и помог.
— Только никогда не произноси вслух того, что сейчас услышал.