Он велел не подпускать к зданию этих граждан с лакированными значками на лацканах, еще раз переговорил с Лисиным, попросил его обращаться к нему напрямую в случае необходимости и убыл.
Окружной прокурор не появлялся, но шел слух относительного того, что он должен прибыть с минуты на минуту. Государственный советник юстиции Тульский уже три дня находился в Берлине, где на международной ярмарке представлял свою новую книгу «Угроза миру, какая она есть». Теперь его самолет приближался к Старооскольску из Шереметьева. Писатель сделал там пересадку по дороге из Германии.
Следователь Лисин приблизился к Мартынову, затушил сигарету в пепельнице, которую держал в руке, и коротко бросил:
— Так введите же меня в курс дела.
Бесцеремонность, с которой это было сказано, покоробила Мартынова.
— Это я запросто!.. Мы ничего не знаем. Теперь вы полностью в курсе дела.
— Так уж ничего? — Следователь подумал, куда деть грошовую пепельницу, найденную на окне меж этажей, и бросил ее в урну, торчавшую в углу коридора. — А весь город трубит о том, что как минимум трое из вас видели убийцу в лицо.
— Видели.
— Вы говорите, что убийцу видели, но ничего не знаете, так? Наверное, не зря я приехал. Как выглядел стрелок?
Мартынов, не ожидавший от грузноватого важняка такого энергичного поведения, поежился и ответил:
— Это был мужчина тридцати пяти — сорока пяти лет, белый.
— Неужели убийца — белый мужчина? — Лисин почесал подбородок. — Как я понимаю, преступление почти раскрыто.
Мартынов поморщился и уточнил:
— Я имел в виду, что волосы у него были белые.
— Ах, волосы. Это хуже. Он седой, покрасился или был в парике Фаины Раневской?
— Это вам и предстоит выяснить.
— Согласен. — Лисин кивнул, повернулся к операм и скомандовал: — Юноши, за дело.
Пока все три трупа продолжали оставаться на прежних местах. В течение трех часов прокуратура дышала смертью, и последствия этого были налицо. Некоторые женщины, состоящие в штате надзирающего органа, чувствовали себя не самым лучшим образом. Преимущественно потому, что по настоянию следователя по особо важным делам Лисина всем, кто в трагический момент выстрелов находился в здании, было запрещено его покидать. Он разрешил допустить внутрь лишь две бригады врачей и вывезти в больницу раненого сотрудника.
— Блицопрос, Андрей Сергеевич, — наконец-то заговорил Лисин, крутя между пальцами сигарету, выкуренную наполовину.
Не найдя в коридоре ни урны, ни пепельницы, он вынул из кармана блокнот, вырвал из него лист, свернул конусообразный пакетик и похоронил в нем окурок.
— Неизвестный поднялся на третий этаж с пистолетом «ТТ» в кармане. Я не спрашиваю, как это могло произойти. Меня интересует другое. Убийства совершены в тридцать четвертом и тридцать восьмом кабинетах. Первый вопрос: находился ли в это время кто-то в тридцатом, тридцать втором и тридцать шестом кабинетах?
Мартынов поджал губы, прошелся вдоль стены и ответил:
— В тридцать втором в момент выстрелов находился Храмов, в тридцать шестом — Василенко и Майснер. В тридцатом устроен склад, он всегда на замке.
— Рабочие кабинеты были заперты или открыты?
— То есть? — не понял Мартынов.
Происходящее очень напрягало его. Он был хозяином городского надзирающего органа и находился в своем здании, где только что погибли его сотрудники. Но сейчас к всеобщей мобилизации призывал не Мартынов, а какой-то важняк, хотя бы и столичный. Мысли об этом не давали ему покоя и выводили из себя.
— Я что, спросил, чему равен квадрат гипотенузы треугольника? Постарайтесь сосредоточиться. Замки на дверях тридцатого, тридцать второго и тридцать шестого кабинетов на момент выстрелов были заперты или нет?
Мартынов посмотрел на следователя — не насмехается ли? Но Андрей Сергеевич сделал это скорее машинально, нежели в надежде получить хоть какой-то ответ на такой вопрос.
— Открыты, — подал голос из кабинета прокурор Василенко.
— И у меня, — подумав, поддержал его Храмов. — В смысле, дверь притворена, но замок был открыт. Ручку надави и…
— И входи, — поддержал Майснер.
Они тоже чувствовали себя не самым лучшим образом. Молчаливый следователь заставил всех рассесться по своим рабочим местам, позвал с собой лишь прокурора города и его заместителя. На третьем этаже веял дух нехороших перемен. Несмотря на открытые окна в кабинетах и выбитые стекла в конце коридора, у всех в носу стоял кислый запах сгоревшего пороха и сладкий — запекшейся крови.