«Если ее похитят, — думала она, — меня впоследствии могут посчитать соучастницей. В такой ситуации дела могут принять дурной оборот и для невиновных людей».
В течение нескольких последующих дней события развивались слишком быстро для того, чтобы она могла воспротивиться этому. Ее друзья и родственники с таким энтузиазмом сплотились, чтобы дать ей соответствующие рекомендации, что Виола обнаружила себя официально принятой на работу и водворенной в отель в качестве члена семьи Стерлингов. Позвонив Фому по его возвращении в Лондон, она смогла предоставить ему последние новости об Эвелин Кросс:
— Она не вернулась. Рафаэль Кросс заходил к нам вчера вечером, чтобы сообщить об этом. Мы так превратно судили о нем. Только представьте себе: его волосы поседели от потрясения.
Глава VIII. «До востребования»
На следующее утро Фом получил телефонное сообщение от Рафаэля Кросса, в котором тот просил его немедленно зайти в его гостиницу.
Это было большое современное здание с рядом квартир с гостиничным обслуживанием в дополнение к обычным спальням. Самые дорогие квартиры располагались на верхнем этаже здания, откуда с крытой веранды открывался прекрасный вид на Лондон. В одной из этих квартир временно устроился Кросс.
Фом хорошо знал этот отель — это было место, где он проводил свое первое расследование, чтобы получить материал для развода. В то время он терпеть не мог такие грязные делишки; но с юношеских лет он обзавелся дополнительным защитным панцирем. И все же, по-видимому, первое впечатление сохранилось, потому как, когда он поднимался на лифте, у него было тяжело на сердце, и эта тяжесть ощущалась почти как предчувствие беды.
Горничная открыла входную дверь квартиры и проводила его в гостиную. Кросс использовал ее в качестве офиса — он сидел за бюро, заваленным бумагами, разговаривая по телефону. Когда вошел Фом, он записывал цифры в блокноте, но при виде посетителя внезапно оборвал свое занятие и повесил трубку.
— Садитесь, Фом, — пригласил он. — Рад, что вы пришли сразу.
Хотя сообщение Виолы предупредило его о перемене в Рафаэле Кроссе, Фом все же был поражен тем, насколько тот изменился. За эту напряженную неделю он изменился так сильно, что его невозможно было сравнить со светловолосым и неотразимым незнакомцем. На нем были роговые очки, через которые взгляд его льдисто-голубых глаз казался исключительно острым и деловитым. Седые волосы добавили ему несколько лет, в то время как его мощные плечи сильно сгорбились, а лицо от носа до губ прорезали морщины, будто лучи заходящего солнца.
Взглянув на Кросса, Фом понял, что у него больше нет причин для ревности. Этот раздавленным горем отец никак не мог бросить вызов молодому человеку. Ощутив резкую перемену отношения к нему, Фом был шокирован очевидной силой эмоций, приведшей к столь резким изменениям во внешности Кросса.
— Вы были больны? — спросил он.
— Вы имеете в виду это? — Кросс коснулся своих волос. — Это произошло за одну ночь. Я как обычно лежал без сна и размышлял, а утром, когда посмотрел в зеркало, то с трудом мог поверить своим глазам. Я слышал о том, что такое случается, но никогда в это не верил. И вот — это случилось со мной.
Он невесело рассмеялся, прежде чем сменил тему.
— Когда вы приходили в Померанию Хаус, чтобы передать Грини мое сообщение, — начал он, — вы слышали о косметическом ремонте в квартире мадам Гойи?
— Я видел это, — многозначительно заметил Фом.
— Тогда вы все знаете об этом… Что ж, я получил счет за этот ремонт — и устроил скандал. Этот застройщик — славный малый. Я не жаловался насчет оплаты за демонтажные работы. Но, черт возьми, все остальное… Я мог бы купить новое зеркало втрое дешевле, а счет за восстановление комнаты — это грабеж, иначе не скажешь… Меня не волнуют деньги, но я не потерплю, чтобы меня использовали, понимаете?
— Прекрасно понимаю. Что же вы сделали?
— Отправил ему свой чек и сказал, чтобы он подал на меня в суд за недоплату. В ответ я получил полный вариант расписки вместе со смиренными причитаниями о том, что я был не в состоянии понять «джентльменское соглашение». И это офицер и джентльмен… Но вы здесь не для того, чтобы говорить об этом.
Кросс снял очки и потер глаза.
— Моя дочь не вернулась, Фом, — сказал он. — Я не получил от нее больше ни строчки. Я начинаю думать, что та открытка была подделкой, предназначенной, чтобы увести меня по ложному следу. Любой мог подделать ее почерк.
— Официально говоря, я покончил с этим делом, — напомнил ему Фом. — Вы что-то предпринимали?