Несмотря на его молчание, мне были понятны чувства и настроение Сёити, и я думаю, это было взаимно. Диванчик оказался маловат, и мы, сидя, слегка соприкасались бедрами. Каждому из нас передавалось сердечное тепло, которым мы поддерживали друг друга. Зелень внутреннего дворика и это тепло были единственно ценными вещами в присущей этому зданию странной тишине, охраняемой звуконепроницаемыми стеклами.
Если бы только было возможно, нам хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Чтобы мы сидели вот так, по-детски прижавшись друг к другу. Чтобы не думали ни о чем. Как в то время, когда мы были счастливы. Я взглянула на профиль Сёити, и он, повернувшись, посмотрел мне в глаза и молча кивнул. Да, как раз сейчас я хотела, чтобы он кивнул, с удовлетворением отметила я и, сделав глоток чая, почувствовала, как согревается моя душа. Как было бы славно, если бы это безмолвие длилось вечно...
Однако такое невозможно, и вскоре раздался стук в дверь, и в приемную вошла женщина средних лет.
Увидев ее, я вздрогнула. Кто это?! Разве она не наша горничная? Не та ли, что спаслась, сбежав со спиритического сеанса? У меня было такое ощущение, что она не врач и не сестра этой клиники. Я старалась вспомнить, где видела это лицо, но память застилал такой туман, что я ничего не могла разглядеть.
Весь масштаб испытанного мною шока я осознаю только в такие моменты. Я пыталась, насколько это возможно, равнодушно спрятать пережитое в потайной ящик, но пробел в памяти остается внутри меня подобно огромной яме.
Это естественно. Еще бы, мама убила папу! Это же не ерунда, подбадривала я себя теми же словами, что и прежде.
— Я заместитель директора клиники. Моя фамилия Кодзима. В то время я работала медсестрой. А вы похожи каждый на свою маму. И друг на друга тоже чем-то похожи, — сказала женщина. — Сожалею, но кроме меня и директора не осталось никого из тех, кто тогда работал. Я машинально назвала его директором, но прежний директор в силу своего возраста покинул свой пост и теперь только консультирует. Эта клиника перешла в руки его сына. Но как раз сейчас проходит научный конгресс, и он временно отсутствует.
— Ну что вы. Мы счастливы уже потому, что смогли посетить место, где находились наши покойные мамы. Ведь это и была цель нашего визита, — ответил Сёити.
Не солгал, но как же все-таки умело выразился, подумала я.
Женщина по фамилии Кодзима, продолжая стоять как натянутая струна, кивнула.
— Примите мои соболезнования. Директор клиники до сих пор частенько рассказывает о ваших матушках, вспоминая, какая невероятная система взаимодействия и взаимовыручки была у близняшек. Ой, опять назвала его директором. Так как в эту клинику редко поступают молодые люди и многие пациенты находятся здесь подолгу, поток людей на удивление небольшой. Поэтому тот случай остался в памяти. И я, и директор были тогда еще молодыми.
Как? Выходит, эта женщина и впрямь тут работает и не она присутствовала на спиритическом сеансе. Вот уж действительно в моей памяти полный кавардак, и все так странно, решила я. Однако меня это не так уж пугало. Я чувствовала себя свободно и легко, словно распалась на части и вот-вот совсем растаю.
— А со мной что было, когда я сюда попала? Я не очень хорошо это помню, — спросила я, желая застать ее врасплох.
— Ах да. Матушка Сёити-сан, покинув клинику уже больше здесь не бывала, а вот матушка Юмико-сан состояла в близких личных отношениях с директором клиники, несколько раз заходила сюда и иногда брала вас с собой. Пока двое общались, вы всегда, скучая, бродили по саду. Мне особо не доводилось побеседовать с вами, но про себя я всегда думала: “Какая мудрая девочка”, и потому ваш образ крепко засел у меня в памяти. Теперь вы совсем взрослая... — с улыбкой сказала Кодзима-сан.
Выходит, я здесь не лежала. Я искренне обрадовалась, глядя на Кодзима-сан, которая, судя по всему, не лгала. Что же тогда происходило со мной в тот период? В памяти ничего не всплывало, и мне вдруг показалось даже, что вообще ничего не было.
— После того, что произошло с матушкой Юмико-сан, директор совершенно пал духом...
Надо же, как витиевато сказано. Я чуть было не рассмеялась, но подумала о том, что мама и директор настолько откровенно крутили роман, что, пожалуй, нет никого, кто не знал бы об их отношениях, и оттого, наверное, еще только сложнее было говорить об этом. Возможно, в некотором смысле, наши с Сёити мамы действительно сломали жизнь этому самому директору.
В моей голове мало-помалу стали всплывать горькие воспоминания — а именно история об этой клинике, услышанная от мамы.
Мама рассказывала, что среди таких же пациентов, как она, были люди, которые по-дружески общались с Кодзима-сан и весьма весело проводили время, тогда как мама была глубоко ранена тем, что ее держали на расстоянии.
Тетя была из тех людей, кто совершенно не обращал внимания на такие вещи и не переживал по подобным поводам. Мама же ужасно нервничала из-за того, что с ней обращаются чересчур осторожно, словно прикасаются к нарыву. Глубоко в ее сердце укоренилось болезненное ощущение, что к ней относились как к чему-то нечистому. Чем дольше это продолжалось, тем больнее ей становилось. Тогда ей казалось, что здесь, в этой клинике, не существует человеческих отношений, и она ненавидела молодую Кодзима-сан.
Думаю, мама все же была крайне чувствительным человеком.
— Как вы считаете, с моей мамой было много проблем по сравнению с тетей? — спросила я. — В конце концов ведь именно она совершила такое.
— Ну-у... — задумчиво протянула она, пожимая плечами, — не знаю почему, но, несмотря на то что постоянно молчали, они совсем не выглядели жертвами. Они всегда находились в своем мирке для двоих. Казалось, их мир такой хрупкий, что стоит дотронуться, и он рассыплется. Конечно, подобное характерно для людей, которые попадают сюда, но рядом с сестрами ощущалось такое напряжение, что порой бывало трудно дышать. Юмико-сан, вы ведь испытали аналогичное потрясение и сейчас чувствуете себя хорошо. Поэтому-то я и делюсь с вами своими мыслями, но считаю, что, пережив такое в детстве, очень трудно расти и взрослеть будто ничего не случилось.
Несмотря на их неразговорчивость, чувствовалось, что в ваших будущих мамах живет бездонная боль от невидимого сражения. Однако в чем-то они были очень сильны. Сказать честно, постепенно я даже стала бояться ваших матушек.
Впоследствии, узнав о том, что одна из них совершила ужасный поступок, признаться, я вначале подумала вовсе не о матушке Юмико-сан. Вы уж простите. Просто матушка Юмико-сан тогда демонстрировала исключительные кротость, сердечность и боязливость. А вот матушка Сёити-сан всегда манипулировала людьми... Я неудачно выразилась, но она могла провоцировать ссоры между директором и медсестрами и, нарочно демонстрируя подобные навыки, вынуждала людей поступать так, как она задумала. Это было для нее чем-то вроде забавы. Так она старалась отвлечь и подбодрить матушку Юмико-сан. В ней было какое-то харизматичное очарование. Я же опасалась ее и не решалась смотреть ей прямо в глаза.
При этом она всегда нежно опекала матушку Юмико-сан, будто та была ребенком гораздо младше ее самой. Достаточно взглянуть на Сёити-сан, тем более из нашей с вами беседы, и мне становится понятно, что здесь не обошлось без ее участия. Я всегда думала, что у Ацуко-сан настоящий талант в умении оберегать и воспитывать. Стоило раз обидеть Ацуко-сан, она больше ни с кем не разговаривала и замыкалась в себе. А матушка Юмико-сан переживала по этому поводу и частенько служила посредником между сестрой и окружением. Ацуко-сан всегда первым делом слушала только то, что говорила матушка Юмико-сан. Не то чтобы она вела себя цинично и вызывающе. Скорее создавалось такое впечатление, что она проказничает.
Я была потрясена тем, насколько отличаются мамины рассказы об этом месте от того, что увидела своими глазами. Я обнаружила, что здесь работают такие внимательные люди и это вполне достойное место. Рассказывая о клинике, мама почти не моргала, и это выглядело достаточно жутко.