В сердце (душе, сознании, высшей нервной системе) Силии постепенно наступало прозрение. Это правильно, говорила она себе, что мужчины совершают самоубийства. Это правильно, что их пепел высыпают в туалетах или развеивают в казино, барах, пивных, гаражах, бараках, казармах и всюду, где они склонны играть со своими жизнями. Как правильно и то, размышляла она дальше, что женщины медленно умирают в богадельнях, хосписах, приютах и психушках, потому что всю жизнь они выставляют себя напоказ, а закончить свои дни им хочется в тишине и покое. Это открытие, такое, казалось бы, простое и очевидное, поразило Силию до крайности и ввергло ее в состояние аффекта прямо во время обеда, так что ей снова потребовалась успокоительная инъекция (ах, как же милосердна медицинская терминология). Три дня Силия не могла подняться с кровати. А на четвертый день она снова завтракала в палате. На этот раз ее кормила главная сестра милосердия и следила за каждым ее движением. После завтрака, как только сестра ушла, Силия в своей распашонке на цыпочках просеменила до окна, прорезанного в крыше. Она подставила стул, влезла на него, снова поднялась на цыпочки и стала попеременно поднимать свои босые в крапинках ножки, одну, другую, тянула носочек — балерина, да и только! Потом распахнула окно в крыше (строго запрещено!), вытянула шею, высунула подбородок и посмотрела вниз в сад.
Приют св. Марии Магдалены был окружен просторным садом, где подопечные трудились каждый день после полудня. Сегодня они сгребали выжженную солнцем траву. Пот струился по их спинам, скапливался в складках сухой кожи, привлекая комаров, которые тучами роились вокруг, а подопечные поминутно отмахивались от них граблями. Силии казалось, что они отбивают мячики для гольфа. Наблюдать за всем этим ей быстро опротивело, и она засмотрелась вдаль, до самого горизонта. Было жарко, но ветрено. По небу неслись облака, превращаясь в неуклюжих слоников, жирафов, лопоухих песиков. Силия увидела двух бумажных змеев. Настоящая змеиная упряжка, решила она. Змеи то выныривали на свет, то опять исчезали в облаках, подергивая своими хвостами, украшенными гофрированными ленточками. Силии чудилось, что змеи то бьются друг с другом, то льнут друг к другу в страстных объятьях. Потом она заметила какого-то парня. Он тоже следил за змеиной упряжкой, наблюдая, как змеи уносятся в небо, как ныряют в бездонную пропасть и опять взлетают вверх. Наверное, это его змеи, они от него улетели, догадалась Силия. Вдруг змеи начали резко снижаться. Они падали на землю стремительно. Парень так и стоял, застыв в удивлении. А когда змеи упали и разбились и от них остались лишь щепки, палки и клочки бумаги, он не на шутку испугался. И от отчаяния, что прибежал слишком поздно, он опустил голову. От отчаяния, что не смог предотвратить беду, он расплакался. Так и стоял, беспомощно сжимая и разжимая кулаки. А на Силию наверху в окне он даже не взглянул. И она ему рукой не помахала.
ГОРНИЧНАЯ С РЮ ЛАФЕРЬЕР
Стою во дворе, один глаз у меня стеклянный и половина мира для меня непроницаема.
— Эй, где ты там?! Сюда! Живо!
Это мадам Гамильтон. Молоточки ее слов ударяют в барабанные перепонки, но помни, Мини, что двери закрывать нельзя. Двери в этот засиженный тараканами чулан для тряпок, щеток, ведер и самой Мини всегда держи открытыми, чтобы Гамильтон было слышно.
Мини открывает кран, он торчит из стены, словно крюк… руки вот еще помою вечно торопит а опоздаешь известно что… струя воды бьется о дно умывальника, вода плещется во все стороны. Руки у Мини покрыты царапинами, она трет их щеткой до крови. Больно.
Свет проникает в чулан через узкое окно. В луче света роится пыль, свет падает на матрас, на котором спит Мини. Окно выходит в садик, а большие парадные окна салона внизу — на рю Лаферьер. Садик! Так мадам Гамильтон называет задний двор, заваленный мусором и всяким старым хламом. К счастью, окно все время закрыто и находится так высоко, что Мини туда никак не дотянуться.
— Ну где ты там?! — кричит мадам, по-видимому, из комнаты девиц.
Мини закрывает кран. Кладет мокрую холодную ладонь на Джоли, лежащего на матрасе… у него внутри тикает сердечко там в глубине он живее чем снаружи… Мини берет ведро, швабру и уходит.