Удалов слушал этот грохот и наблюдал разрушение, словно прелестный сердцу балетный спектакль, потому что им владело чувство мести, и месть эта была удовлетворена. И по мере того как разрушение комнаты, в которой было совершено посягательство на самое дорогое — на личную свободу Удалова, заканчивалось, Удалова охватило внутреннее удовлетворение и даже удовольствие. Он уже не сердился ни на Ксению, ни на слишком изобретательного Минца.
Когда через полторы минуты, теряя на бегу бигуди, в комнату ворвалась Ксения, она увидала жуткую картину мамаева побоища. А на полу, посреди этого сидел совершенно обнаженный Корнелий Удалов и приводил в порядок удочки, чего не успел сделать перед ужином. До отъезда на рыбалку оставалось всего ничего.
Перед тем как грохнуться в обморок, Ксения успела спросить:
— Это все ты?
— Нет, ты, — ответил Удалов, перекусывая леску.
Письма Ложкина
Предисловие к письмам в редакцию
Совсем особым жанром в гуслярских историях стал жанр эпистолярный, правда, не получивший достаточного развития, Письма о Великом Гусляре, имеются в виду письма открытые, предназначенные для печати, писал лишь один человек — персональный пенсионер городского значения Николай Ложкин. А если говорить о моем в том участии, то тут сыграла большую роль созданная в «Знании — силе» в шестидесятые годы Академия Веселых наук. Надо сказать, что журналы — как живые существа — они переживают молодость, зрелые годы, они стареют и тогда для спасения требуют самых радикальных операций. Если говорить о шестидесятых годах, то первое место в области научно-популярных изданий, безусловно, делили тогда «Вокруг света» и «Знание — сила». В этих журналах собрались сильные и предприимчивые журналисты, вокруг них группировались лучшие авторы. Академия Веселых наук, как и созданная замечательным писателем и ученым Романом Подольным Комиссия по контактам, была предприятием с изрядной долей озорства. В публикациях Академии всерьез говорилось о немыслимых явлениях и от этой лапутянской серьезности было очень смешно. Но вскоре обнаружилось: несмотря на обязательное предупреждение, что сенсация проходит именно по ведомству АВН, а уважаемых читателей умоляют не принимать сказанного всерьез, сила напечатанного слова была велика, и читатель, благополучно выслушивая предупреждение, тут же забывал о нем — он верил в самую невероятную чепуху, напечатанную типографским шрифтом.
Этот феномен в конце концов Академию погубил — торжествующий дурак оказался сильнее всех ценителей юмора, вместе взятых. Первый скандал разразился вскоре после основания Академии, когда под ее эгидой была опубликована небольшая статья, в которой утверждалось, что жирафа быть не может. К сожалению, я сейчас уже не помню, кто придумал столь остроумную идею, но автору никак нельзя было отказать в логике. Он доказывал, что шея жирафа столь длинна, что существующих позвонков недостаточно, чтобы удерживать голову этого животного. А если бы жираф в самом деле существовал, то он бы сразу сдох, уронив голову. В статье, если не ошибаюсь, высказывался упрек в адрес тех средств массовой информации, которые не щадят плохо информированных читателей и публикуют фотографии и рисунки жирафов, тогда как каждому понятно — таких животных на свете нет. И вот в ответ на статью в редакцию хлынул поток возмущенных писем.
Писем, которых никто в редакции не ожидал. Ну добро бы авторы их клеймили статью за попытку ввести в заблуждение читателей. Нет! Читатели были возмущены теми, кто придумал жирафа и поддерживает миф о его реальности. «Я сам видел фотографию жирафа в журнале «Огонек», — сообщал очередной читатель. — Доколе вы будете испытывать наше терпение! Жирафа нет, а фотографии подделывают!» Лавры истории о несуществующем жирафе не давали мне покоя. И тут на помощь пришел сварливый старик Ложкин, живущий в одном доме с Удаловым, Ему тоже не терпелось поделиться с человечеством известными ему сенсациями. Товарищ Ложкин написал в редакцию возмущенное письмо о горькой судьбе грецких орехов, в котором он доказывал, что грецкие орехи — ближайшие братья человека по разуму. Что они обогнали его в эволюции, отказавшись от ручек и ножек и оставив лишь два мозга (счастливая семья!) под одной скорлупой. Ложкин приводил примеры из палеонтологии и истории и в конце просил читателей не уничтожать наших разумных братьев, пожалеть их, беспомощных и кротких…
Новый поток писем, хлынувший в Академию Веселых наук, хоть и уступал «жирафьему» в объеме, явно превосходил его по эмоциональному накалу. Были письма от отдельных людей, от семей и даже от производственных коллективов. И опять же — никакой попытки критического мышлении — если в журнале сообщили, значите так оно и есть» Больше всего нас с Ложкиным потрясла одна пограничная застава, которая в полном составе дала слово грецких орехов больше не есть. Неожиданная слава взволновала Николая Ложкина. И он, пользуясь благорасположением к нему Академии, опубликовал в «Знание — сила» целый ряд открытых писем, сообщая о хронофагах, агентах Ивана Грозного среди нас, изобретателе Эдисоне и его трагедии, и так далее. Почти все его письма были опубликованы в «Знании — силе», одно или два увидели свет в «Химии и жизни». Больше они нигде, разумеется, не публиковались, так что я взял на себя смелость предложить некоторые из них в этот том, как оригинальное направление в литературной жизни города Великий Гусляр.
Братья в опасности
(первое письмо в редакцию)
Уважаемая редакция!
Находясь в последние годы на заслуженном отдыхе, я много размышлял о смысле жизни и важных явлениях. Меня посетила мысль, что наши беды проистекают от отсутствия веры в Бога или высшее существо, включая светлое будущее коммунизма. Народ наш мало во что верит, а все равно каждый боится. Боится заболеть, помереть, атомной войны, экологического бедствия, повышения цен и так далее. Отсюда получается желание верить черт знает во что, потому что лучше верить черт знает во что, чем не верить ни во что. Раньше у людей был Бог, и все надеялись, что если случится плохое, он не оставит в беде, хотя бы на том свете. У нас же тот свет совсем отменили, а на этом — неблагоприятные климатические условия. Поэтому люди наши стали крутить головами и искать, во что бы им поверить. Некоторые стали верить в экстрасенсов, некоторые в пищу без нитратов, а другие в индийского бога, имя которого я забыл. Но больше всего верят в пришельцев с другой планеты. А почему?
Потому что каждый советский человек ощущает за отсутствием Бога жуткое одиночество и даже беззащитность. И любой Минводхоз или исполком могут сделать с ним, советским человеком, любую каверзу без всякой ответственности. А ведь как хочется, чтобы кто-то был за нас, — а то все против нас!
Вот и получается: простому человеку необходим брат по разуму.
Такой, чтобы приземлился, если мы уж совсем распустимся, вышел из своей тарелочки, погрозил нам зеленым пальчиком и сказал бы: «Ни-ни! Нишкни!», «Прекрати безобразие и начинай разоружаться!» И мы тогда с удовольствием!