И разведчики долбили землю, торопились отрыть себе окопы. Обгорелые дома рабочего поселка, которые они сами поджигали, не годились для прочной обороны: из минометов финны разнесут их в первые же минуты контратаки.
Несмотря на мороз и тяжелую работу, бойцы не унывали. Старшина Таранов, отложив в сторону погнутую саперную лопатку, принялся скручивать цигарку.
— Везет нашему командиру! — проговорил он, как только Дубровин удалился. — Прошлый раз его Ванька Трофимов спас, и сейчас вот пуля-дура чуть не продырявила. Долго жить будет! — заключил старшина, затянулся глубоко несколько раз, отшвырнул в снег цигарку и вновь принялся за свой окоп.
Младшему лейтенанту Дубровину действительно пока везло. В одном из ночных поисков ему грозила неминуемая смерть: в траншее противника, куда ворвались разведчики, он не заметил притаившегося немца, который уже прицелился в него. Секунда-другая — и ему не пришлось бы больше вести взвод в разведку. Но фашиста опередил москвич Иван Трофимов, выпустивший по нему очередь из автомата. И вот сейчас пуля только зацепила руку комвзвода — он успел нырнуть за колодезный сруб, когда из-за ближнего дома блеснула огненная очередь.
Рядом со старшиной Тарановым окапывался сержант Зуев. Он тоже решил немного передохнуть и, обращаясь к Таранову, весело сказал:
— Старшина! А не пора ли тебе собирать у нас документы. Нутром чую: финны не простят нам ночной драки.
Таранов выпрямился, три раза сплюнул на снег.
— Не каркай, а то чего доброго твою красно армейскую книжку фашистам придется по почте в полк пересылать.
Зуев рассмеялся:
— А твою они себе на память оставят!
Без шуток во взводе не могли жить. Даже в самых тяжелых ситуациях, когда, казалось, было не до шуток, кто-нибудь не удержится и обязательно брякнет что-нибудь такое, что хоть стой хоть падай.
— Тихо, ребята! Интеллигент идет! — крикнул Гуляев.
Либезов разыскивал комвзвода.
— Старшина, скажите, пожалуйста, не был здесь Дубровин?
— Только что был, товарищ политрук. Вон к той хате пошел, где отделение Иванова окапывается.
— Вы тоже поглубже окапывайтесь, утром будет тяжело. Из полка сообщили, что подкрепление прибудет только к полудню.
И Либезов ушел в темноту.
— Все же странный человек наш политрук, — не переставая ковырять землю, сказал Иван Трофимов. — Всех на «вы», «пожалуйста» и прочее, культурно-вежливо… При такой-то жизни матом и то не все выразишь!
— Таких бабы сильно любят, — заметил Гуляев. Все рассмеялись.
— А тебя, Коля, бабы, видно, не очень любили, — заявил Таранов. — Ты, наверное, шибко крепким словом им про луну загибал.
Все снова рассмеялись.
Так за разговорами и работой прошла эта ночь. К утру разведвзвод полностью окопался и приготовился к отражению возможной контратаки.
Ровно в девять утра противник начал обстрел позиций разведчиков из минометов. Гул артиллерийской канонады донесся и со станции Масельгской. Немцы совместно с финскими частями предприняли новое отчаянное контрнаступление, пытаясь прорвать оборону наших войск на южном участке фронта.
Лейтенант Дубровин по плотному минометному огню, который обрушили фашисты на окопы его взвода, понял: бой за поселок будет жестоким. Отступать нельзя, и он в душе молил бога, чтобы тот помог продержаться до подхода подкрепления. «Бог богом, — тут же подумалось ему, когда закончился минометный обстрел и из ближнего леска показались первые ряды наступающих немцев, — а отделению Гуляева надо бы как-то помочь, острие атаки будет направлено на него. Но… каждый человек на счету…»
— Политрук, — сказал он залегшему рядом Либезову, — иди к Гуляеву. Не дай немцам прорваться в поселок через него!
Либезов молча поднялся и побежал на позиции сержанта Гуляева. Он добрался вовремя. Отделение вступило в бой не с немцами, а с финскими лыжниками, выскочившими на окраину поселка с левой стороны от разведчиков. По команде сержанта наши бойцы открыли по ним огонь. Либезов спрыгнул в окоп Гуляева и тоже начал стрелять из своего автомата.