— Андрюх, ты чего? Не пугай — лица на тебе нет!.. — Сталин, даже вперед подался, чуть не грохнувшись с кресла, пытаясь заглянуть в глаза неожиданно ставшего близким человека:
— Шепчешь чего-то, совсем не ты…
— Вань, а ведь знаешь…, может быть…, знаешь, ведь сейчас на всем белом свете тебя ближе и нет никого у меня…
— Ну, мент, ты даешь! Ты ж меня крыл по-черному половину моей жизни, а теперь в родственники…
— Угу…, то-то и оно…, а знаешь, почему меня на пенсию…
— Так ты ж стар, как фикалия мамонта, да и затмил, наверное, собою новое, рвущееся к регалиям и постам, свежеиспеченное новое дер…, прости…, что-то я разошелся… А что ты имеешь в виду?
— Да нет, Иван Семенович, я отказался одному именитому преступнику статейку предъявить больше содеянного, он хоть и преступил закон, но в этом нисколько не повинен был…
— Ну и молодец, хоть выгорело чего?
— Я о тебе лучшего мнения был, хрен ты моржовый, а не родня!
— Ты, Андрюх, мою «родню», будь она не ладна, по нарам рассаживал десятками, а теперь в жилетку плачешься, я так понял, что тебя турнули под зад коленом, за твою же неподкупность и честность, так сказать, за отказ выполнить указивку сверху, что помешало этому замечательному «сверху», хапнуть приличную сумму, а то и создало опасность таковую возможность вообще потерять. Ты сам-то понимаешь, что там, на верхах этих, по-другому мыслят, хотя, каким образом эти перемены происходят с карьерным ростом, для меня неведомо — были такие же, как мы с тобой, а потом раз, и небожители, буквально «бессмертные»! Так вот, без обид: ты по обязанности жил, а они исходят из: «а мне это нужно»; «чем он мне дорог»; «что я за это поимею». А потому и нечего удивляться «перу в ж. у», и кресту ни на грудь, а на спину! Твое счастье, что не посмертно…
— Все верно ты поешь, птаха вещая, и ведь выходит, если так рассуждать, что ты правильно жил…, да только не верно это!
— Не верно?! Да половину, кого ты до суда довел, потом по условно досрочному освобождению на те же нивы за бабло выпускали, только уже под «мусорские крыши». Ты зачем их сажал то?!
— Ну как в законе…
— Ну и кого твой закон исправил или наказал?
— Ну всяко было, по крайней мере, ко мне лично претензий ни у кого… Я закон законно применял..
— Я тебе больше скажу — даже никто не обижался! Все по справедливости у тебя было… — Что-то смутило говорившего, оба ненадолго замолчали, и через минуту-другую, осененный догадкою Сталин выпалил, глядя на батюшку:
— А ведь…, Андрюх, ты ведь не к себе справедливого и соответствующего отношения требовал, но справедлив к другим был: виноват — получи; без вины — пшел вон домой! Может я, чего-то недопонимаю, но не в этом ли обязанности каждого — честно и верно поступать в отношении других, оставляя свою жизнь на милость …, это…, Бога?! Выходит ты жил то правильно, а вот…, и сегодняшний день не наказание вовсе, ааа…, так сказать…, «химчистка»! А?!.. Ты вон на оперов, которые с тобой-то работали, оглянись, посмотри…
— Да там тоже все…, одни пенсионеры…
— Ааа…, ты вот ответь: почему ты не в своей ментовкой клинике лечишься?
— Таккк…, сказали, что какое-то…, то ли распоряжение, то ли закон…
— Ладно…, ты ведь мне тоже не посторонний, да и обманул я тебя…
— В смысле?
— Да не был я «фармазоном» никогда…, яяя…, Андрюш, по другой стезе шествовал, но об этом потом…
— Ну как решишься… — я ведь не у дел…
— Вот как поверю в это, тогда и поговорим… Так че ты такой бледный то, чай не прибраться [8]собрался?
— Да тошнит — на противорвотные денег не хватило, без них…
— Да ну! Ну ты…, ах, в следующий раз непременно вместе пойдем, на это-то у меня хватит! И ведь в натуре, как родной ты мне… — за один то день!.. Извини перебил…