Госитиро. Прошу тебя.
Идахати. Хорошо! Хорошо! У меня есть кое-какие дела. Ну, будь здоров! (Встает.)
Госитиро. И ты тоже… будь здоров!
Идахати. Ты скоро в свет вступишь. Старайся, служи! У меня тоже в свое время были разные планы. Но так лучше. Так свободней.
Госитиро. Я не нахожу службу самурая стеснительной.
Идахати. Да, уж конечно! Иначе ведь двух мечей носить не позволят.[11] Нет, мне свободней. Хе-хе-хе! (Хочет идти.)
В этот момент вбегает Кандзи.
Кандзи (заикаясь). Старшина! Старшина! Я уж давно тебя ищу.
Идахати. Вчера вечером здорово выпил – тут и свалился.
Кандзи. Скорей! Скорей! Не поспеем. Уже пора везти к эшафоту.[12]
Идахати. Ничего не понимаю… Это твое заикание. Говоришь, пора к эшафоту везти? Так пойдем!
Кандзи. Да, да… Скорей! Скорей!
Поспешно уходит вместе с Идахати.
Госитиро (провожает их взглядом). И он был когда-то моим старшим братом! Совсем другой человек! С кем поведешься, от того и наберешься! Несчастный…
Пауза. Входит Рокудзо.
Рокудзо. Господин! Уже кончили ваше дело?
Госитиро. Ты не болтай никому, что я здесь разговаривал с парией! Выпей чаю!
Рокудзо. Хэй! Хэй![13] (В сторону домика.) Эй, девицы! Дайте-ка чаю!
Появляются О-Кумэ и О-Кику.
О-Кумэ. Сейчас принесу горяченького.
О-Кику. Простите за недосмотр. (Наливает чай.)
Госитиро и Рокудзо пьют. Снова приходит Манскэ.
Манскэ. А где тот пария? Ушел? А… Деньги-то оставил.
О-Кику. Откуда бы ему взять столько денег?
Госитиро. У него много денег?
Появляется Оноэ – теперь пария О-Сае. На ней большая тростниковая шляпа. В руках сямисэн. Она скрывается в тень дерева и слушает разговор.
О-Кумэ. Странно!
Манскэ. Наверняка ограбил кого-нибудь.
Госитиро. Ограбил?
О-Сае невольно делает шаг вперед.
Манскэ. Да что ж! С него станется.
Госитиро. Ну и времена! (Задумчиво глядит s ту сторону, куда скрылся Идахати.)
О-Сае смотрит туда же; Манскэ пересчитывает деньги, оставленные Идахати. О-Кумэ и О-Кику выносят из дома соль и посыпают место, где сидел Идахати.[14] В храме Асакуса звонит колокол.
Занавес
Действие второе
Жилище парий в районе Асакуса. Бедный домик с деревянной крышей. Бамбуковая галерея. Направо – стенной шкаф и полки; за ними – раздвижные перегородки с прорванной бумагой. Направо в глубине – кухня. Налево возле дома – изгородь. За нею – ивовые деревья. Под вечер того же дня, что и в предыдущей картине. У жаровни заика Кандзи подогревает сакэ в металлической бутылке и пьет прямо из горлышка. Бывший бонза, ныне пария Кускэ раздувает в кухне очаг. Кваканье лягушек.
Кандзи. Славно так выпить. (Смотрит на небо.) Что это с погодой? Дождь собирается?
Слева появляется пария Усидзо, в руках у него вяленый осьминог.
Усидзо. Эй, Кандзи! Старшина еще не возвращался?
Кандзи. Скоро, наверное, будет. Уж пора. Э… да у тебя осьминог!
Усидзо (усаживаясь на галерее). Сегодня, говорят, день рождения старшины… Вот тебе и закуска – когда чокнемся. Плохо, что ли?
Кандзи. Все сойдет. Ну-ка, глотни. Как раз хорошо подогрелось. (Протягивает ему сакэ.)
Усидзо (пьет). Что это у вас? Страшный дым. Кто-нибудь в кухне?
Кандзи. Да этот мерзавец бонза. Рис варит.
Усидзо (кричит в сторону кухни). Эй, ты! Будет тебе дымить. Тут крыс нету.
Кускэ (из кухни). И каких еще два здоровых крысака.
Усидзо. Это ты кого так обзываешь?
Кандзи. Смотри, живо ноги переломаю.
Кускэ. Как бы тебе самому башку не свернули.
Кандзи. Ах ты, бонзишка проклятый! Еще разговаривать! Отдавай деньги, что взял на днях, а не то… Выкладывай сейчас же.
Кускэ. Дудки… А за молитвы по тебе, когда издохнешь, кто мне заплатит? Наму Амида буцу…
Кандзи. Ну, хоть ты и бонза, я тебе сейчас покажу! (Хватает бутылку и встает.)
Кускэ. Драться? Это, братец, я всегда готов.
Усидзо. Эй вы, черти!., будет вам. Бросьте! (Хочет их остановить.)
Кандзи и Кускэ дерутся. Усидзо старается их разнять. Во время свалки он замечает приближающегося Идахamи.
Усидзо. Старшина!
Кускэ. Старшина? Тогда, пожалуй, хватит. Ай, ой! Запахло… Рис подгорел. Ай-яй-яй! Наму Амида буцу. (Бежит в кухню.)
Кандзи. Я тебе покажу!
Усидзо. Убирай скорей.
13
14
Считалось, что соль обладает магическим действием очищения от всякой скверны. Поскольку Идахати являлся парией, то место, где он сидел, тем самым уже было осквернено.