Подобно английским аристократам, Мирабо занимался самыми разнообразными предметами, но был способен приобретать основательные знания в отрасли, на которую обращал особенное внимание. Он уверяет, что по военным наукам сделал выписки из трехсот авторов и писал мемуары по всем их частям; из его сочинений видно также серьезное знакомство с историей и политической литературой его времени. Семнадцати лет молодой Мирабо уже окончил свое образование и поступил на военную службу в кавалерийский полк маркиза Ламбера. Отец поручил его особому надзору маркиза и прибавил к нему еще присмотр слуги. Однако сугубый надзор не помог: юноша проиграл сорок или восемьдесят луидоров, увлекся женщиной из народа и дал обязательство на ней жениться. Но возможно ли было дозволить графу Мирабо жениться на ком-нибудь?
Мирабо говорит сам про себя, что первый порыв у него всегда был честный. Но первый порыв встретил неодолимый отпор, и юноша получил первый урок разврата. Легкомысленный, безнравственный взгляд его среды на отношения полов навязан был ему силою. Последствия показали, куда это привело при его увлекательном красноречии, очаровательном обращении, прелестном голосе и музыкальном таланте, а главное – при необузданной страстности, против которой ни он сам, ни женщины, производившие на него впечатление, не могли устоять.
Тому, что сделал Мирабо на первом шагу своей жизни, отец научил его своим примером. В юности он проделывал такие же вещи, подражая среде, в которой жил, и, дожив до седых волос, остался, в сущности, таким, каким был в молодости. Подобное настроение неизбежно следовало из нравственных воззрений и понятий о счастье тогдашней французской аристократии. А между тем, толкая и своим примером, и своими речами юношество на этот скользкий путь, французские аристократы понимали гибельные его последствия. Они восхищались своим безумством, но не могли не понимать горьких плодов этого безумства. Натолкнуть на такую дорогу такую талантливую натуру, как Мирабо, – натуру, способную сделать столько необычайного и полезного, было поистине великим преступлением, но Мирабо-отец не ведал что творил. Подготовив неопытному ребенку плачевную будущность, он был вполне неспособен раскрыть ему глаза и оградить его от опасности. Ему и в голову не приходило винить себя в тех заблуждениях, которыми сын начал свое жизненное поприще; он возненавидел сына и, подобно другим аристократам, задумал обуздать его самыми крутыми и деспотическими мерами. Брат маркиза советовал выслать его в Суринам, где юноше пришлось бы погибнуть от невыносимого климата. Как по отношению к Мирабо, так и по отношению к другим юнцам из знатных семейств крутые меры оказались бессильными поправить то, что было испорчено дурным воспитанием.
Историки много рассказывают нам о разврате и распущенности французского двора; случается, что они упоминают о баловстве и безнравственной снисходительности правительства к порокам и необузданным поступкам аристократов, но никто не изображает оборотной стороны медали для самих распутников. Эту оборотную сторону можно вычитать из сочинений Мирабо-сына. Тут вы видите, что тюремное заключение и ссылка административным путем применялись несравненно чаще к семейным преступлениям аристократов, чем к политическим. По семейным преступлениям, за вину и без вины, юные и старые аристократы и аристократки страдали годы, умирали, сходили с ума в тюрьмах в несравненно большем числе, чем политические преступники. Отцы, жены, дочери, любовницы знатных любовников засаживали своих детей, мужей и родителей или ради их исправления, или чтобы избавиться от них и завладеть их имуществом.
Отец-Мирабо в своем “Друге людей”, говоря о распущенности французской аристократии, доказывает, что строгими мерами ничего нельзя сделать в борьбе с подобным злом; тут необходимы хорошие примеры и привычка родителей к воздержанности. Хорошего примера он сыну своему не дал, а испросил указ, по которому восемнадцатилетний граф был заточен в крепости на острове Ре, где и должен был провести целый год или полгода вдобавок к прежним его арестам по распоряжению Ламбера.
Глава II
Женитьба Мирабо. – Первое его произведение “Опыт о деспотизме”
Выпущенный на свободу граф испросил разрешение отправиться на Корсику. Корсиканцы в то время отстаивали свою свободу против притязании генуэзцев и французов, и будущему герою французской революции пришлось начать свою общественную деятельность с подавления чужой свободы. Он поступил так, как тогда поступали все французские аристократы, но природа в нем показала себя; увидев, что делалось на Корсике, он пламенными чертами изобразил варварства, которыми сопровождалась борьба со свободолюбивым народом, на бумаге. Отец разорвал его рукопись. Свободолюбивый английский аристократ, конечно, ни в коем случае не согласился бы подавлять чужую свободу, но о такой последовательности поведения юный Мирабо и не слыхивал. Он поступил, как дитя природы. Увлекаясь воинственным азартом под влиянием окружающей его среды, он пошел воевать, а когда увидал, что происходит на этой войне, то страстно вооружился против нее; но и этот второй добрый порыв был подавлен так же сурово, как честное его желание жениться. Грубость среды увлекала Мирабо на ложный путь, а когда он сделался деятелем французской революции, ему пришлось жестоко каяться в своем поступке, который вменялся знаменитому трибуну его врагами в преступление. Ему нетрудно было отличиться на войне и получить чин драгунского капитана.
Брат Мирабо-отца, рыцарь Мальтийского ордена, бальи Мирабо, считался олицетворением здравого смысла и гением-хранителем семейства. Ему естественно было желать прекратить скандал, произошедший между отцом и сыном. Он примирил их. Едва начав свою военную карьеру, юноша вышел в отставку и в 1769 году, двадцати лет, сделался доверенным по управлению имений своего отца, расположенных в разных провинциях Франции. Из специалиста по военному делу ему пришлось сделаться специалистом по сельскому хозяйству. Его подвиги на этом поприще едва ли были велики. Условия жизни и дух французской аристократии и тут заставили его показать такую же непоследовательность, какую он обнаружил, отправившись воевать против Корсики. В молодости Мирабо стоял на стороне своей матери и воевал с нею против отца. Теперь, под тяжким гнетом обстоятельств, он примирился с отцом и перешел на его сторону. С самых малых лет все его благородные порывы, его пламенное стремление бороться против всякой несправедливости подавлялись самым жестоким и варварским образом; он получил воспитание раба, а не сына. И все-таки Мирабо не мог подавить того прекрасного, что вложено было в него от рождения; непосильная борьба сделала его двуличным, лицемерным; на каждом шагу будущий властитель дум должен был преклоняться перед тем, что он ненавидел, льстить злейшим своим угнетателям и восхвалять их. Там, где его страстная, деятельная натура взращивала в нем хорошее, вконец испорченная среда подавляла этот росток, а там, где он был слаб, где он соблазнялся блеском и развратом, эта среда толкала его всеми силами на ложный путь. К примирению с отцом могли склонить не только личные выгоды, но и нравственные причины: он имел полное основание уважать в нем выдающегося писателя и полезного общественного деятеля. Но человек последовательный не мог бы примириться с отцом, не примирив с ним и свою мать; во всяком случае, он не бросил бы мать на произвол судьбы и не перешел от одного из своих родителей к другому так, чтобы этот поступок получил незавидный колорит. Мать горько упрекала его за такое поведение и с презрением отвернулась от него.